Мэри Брэддон - Аврора Флойд

Тольбот Бёльстрод любил ученые занятия; он не курил, не пил, не играл в карты. Только раз в жизни был он на дербийских скачках, и в этот единственный раз спокойно отошел в сторону, между тем как начался великий бег и бледные лица женщин устремились на роковой угол, а мужчинам сделалось дурно от страха, беспокойства и неизвестности. Он никогда не бывал на охоте, хотя ездил верхом прекрасно. Дрался на шпагах он отлично и был одним из любимых учеников мистера Анджело; но никогда в жизни не держал в руках бильярдного кия, не дотрагивался до карт с самого детства, когда играл в вист с отцом, с матерью и приходским пастором в южной гостиной Бёльстродского замка. Он имел особенное отвращение ко всем карточным играм, считая недостойным занятием для джентльмена жалкое ремесло шулеров. Комнаты его содержались так опрятно, как женские. Ящики с математическими инструментами занимали место сигарочниц; гравюры с картин Рафаэля украшали стены вместо французских гравюр и акварельных спортсментских рисунков.

Ему были знакомы все обороты выражений в Декарте и Кондильяке, но он затруднился бы перевести выражения в романах Поль де Кока. Те, которые говорили о нем, определяли его характер словами, что он нисколько не похож на офицера; но был один кавалерийский полк, которым он командовал во время достопамятного и отчаянного нападения на русские пушки, солдаты которого могли бы рассказать другое о капитане Бёльстроде. Возвратившись из Крыма, он, между другими отличиями, привез раненую ногу, которая на время лишила его возможности танцевать. Следовательно, Тольбот Бёльстрод из чистой благосклонности, или из того равнодушия ко всему, которое легко принимается за отсутствие эгоизма, согласился воспользоваться предложением быть на бале в Фельденском замке.

Гости банкира не принадлежали к тому очаровательному кругу, который был знаком гусарскому капитану; поэтому Тольбот, после представления хозяину, вмешался в толпу, собравшуюся в дверях танцевальной залы, и спокойно смотрел на танцующих; и на него также обращено было внимание, потому что он принадлежал к числу таких людей, которые не смешиваются с толпою.

Высокий, с широкой грудью, с бледным выбритым лицом, орлиным носом, чистыми, холодными серыми глазами, густыми усами, черными волосами, так плотно обстриженными, как будто он только что вышел из тюрьмы, он составлял поразительный контраст с юным корнетом с желтоватыми усиками, который приехал с ним. Даже оконтуженная нога, которая в других могла бы показаться недостатком, придавала изящество его наружности и, в соединении с блестящими орденами на груди, говорила о подвигах, недавно сделанных.

Он весьма мало интересовался веселым собранием, вертевшимся перед ним под музыку вальса Шарля Альбера. Он слышал прежде ту же самую музыку, выполняемую тем же самым оркестром; лица, хотя незнакомые ему, были не новы: смуглая красавица в розовом, белокурая в белом, высокая, величественная в шелку, кружевах, бриллиантах, скромная в белом крепе и розовых бутонах. Все эти знакомые сети из газа и дымки находились перед ним; он избавился от них; и пусть имя Бёльстрод исчезнет из истории корнваллийского дворянства, не оставив никаких следов, кроме имени на надгробном памятнике, но оно никогда не будет помрачнено недостойной породою, не будет загрязнено в разводном суде виновной женщиной.

Он стоял, прислонившись к косяку двери, опираясь на свою трость и лениво спрашивая себя: могло ли что-нибудь на земле вознаградить человека за труд жить на свете, когда корнет Мольдон подошел к нему с женщиной, рука которой, обтянутая перчаткой, небрежно лежала на его руке, с богиней, шедшей с ним рядом. Эта богиня была изумительно прекрасна в белом платье с пунцовыми цветами; она была как-то мучительно-ослепительна, упоительно-блистательна. Капитан Бёльстрод служил в Индии и раз попробовал страшно крепкий напиток, от которого пившие его люди чуть не сходили с ума, и он не мог удержаться, чтобы не подумать, что красота этой женщины имела свойство, походившее на этот напиток, свойство варварское, опьяняющее, опасное и сводящее с ума.

Его товарищ представил его этому чудному существу, и он узнал, что ее земное имя Аврора Флойд, и что она наследница Фельденского поместья.

Тольбот Бёльстрод опомнился в одну минуту. Это повелительное существо, эта Клеопатра в кринолине, имела низкий лоб, нос, отступавший от линии красоты, и широкий рот. Что если она была новой западней из белой кисеи с приманкой из искусственных цветов, как все остальные? Она имела пятьдесят тысяч фунтов приданого, следовательно, не нуждалась в богатом муже; но она была никто, следовательно нуждалась в положении и, без сомнения, читала о Бёльстродах в великолепных страницах Бёрка. Вследствие этого серые глаза стали холоднее прежнего, когда Тольбот поклонился наследнице.

Мистер Мольдон нашел своей даме стул возле двери, у которой стоял капитан Бёльстрод, а мистрисс Александр Флойд в эту самую минуту наклонилась к корнету с жестоким намерением заставить его танцевать с дамою, которая выполняла свои па более на ногах своего кавалера, чем на полу бальной залы; Аврора и Тольбот остались одни.

Капитан Бёльстрод взглянул на дочь банкира. Взор его остановился на грациозной голове с короною из ярких пунцовых ягод, обрамлявшей гладкие пряди волос, черных, как вороново крыло. Он ожидал, что ресницы скромно опустятся, что обыкновенно делают все молодые девицы с длинными ресницами, но он обманулся в ожидании, потому что Аврора Флойд смотрела прямо, ни на него, ни на огни, ни на цветы, ни на танцующих, но далеко; в пустое пространство. Она была так молода, богата и любима, что трудно было объяснить мрачную тень волнения, оттенявшую ее великолепные глаза.

Пока он спрашивал себя, что он скажет ей, она подняла на него глаза и сделала ему самый странный вопрос, когда-либо слышанный из девических уст:

— Вы знаете, Тёндерболд выиграл пари или Леджер? — спросила она.

Он был так изумлен, что не мог отвечать с минуту, и она продолжала несколько нетерпеливо:

— Это должно было быть известно сегодня в шесть часов вечера в Лондоне; но я спрашивала уже человек шесть — и никто ничего не знает.

Гладко обстриженные волосы Тольбота поднялись на голове его, когда он выслушал эти ужасные слова. Великий Боже! Какая страшная женщина! Живое воображение гусара представило ему наследника всех Рали Бёльстродов, получающего свои детские впечатления от такой матери. Она будет учить его читать из календаря скачек; она выдумает свою азбуку и скажет ему, что Д значит Дерби, И значит Ипсон, и прочее. Он сказал мисс Флойд, что он никогда не был в Донкэстере, никогда не читал охотничьего журнала и ничего не знает о Тёндербольде.