Анри Труайя - Прекрасная и неистовая Элизабет

Семейству Греви нельзя было отказать в любезности: на следующий день, после лыжной прогулки с Элизабет, они предложили ей выпить чашечку чая в «Избе» или в «Мовэ Па», и Амелия, которая так их уважала, сразу же разрешила дочери пойти с ними. С нескрываемой радостью Элизабет одевалась перед зеркалом в своей комнате. Ее нетерпение усиливалось еще и потому, что накануне она отказалась пойти туда с Максимом Пуату. Встретит ли она его в баре? Это было бы забавно. Во всяком случае, танцевать она будет, конечно, с Жаком.

Семейство Греви уже поджидало ее в холле. Извинившись за небольшое опоздание, она взглянула на Амелию и прочла в ее глазах гордость. Взгляд матери подтвердил, что она действительно была красива в темно-синих брюках и замшевом пиджаке темно-красного цвета.

— А где папа? — спросила она у Амелии.

— Кажется, на кухне, — ответила та.

Элизабет побежала туда и увидела отца, который разговаривал с шеф-поваром, сидя за столом перед начатым куском ветчины.

— Папа, я ухожу! — воскликнула она. — Сегодня я намерена потанцевать вволю!

Она, явно, пришла некстати. Повар, с лицом, побагровевшим от злости, наверняка получил выговор по поводу ветчины, который он был просто не в состоянии вынести. Пьер взглянул на дочь восхищенными глазами и спросил:

— Для кого это ты так вырядилась?

— Не для кого, для всех! Я так рада, папа!

Она поцеловала отца и упорхнула, присоединившись к Греви, которые уже были на крыльце. На улице в темном и холодном воздухе кружилась искрящаяся снежная пыль. Небо было серым, а от заснеженной земли исходило сияние. Высокие насыпи заледенелого снега возвышались по обеим сторонам дороги. Снег скрипел под ногами. Элизабет хотела заставить Жака побежать наперегонки, чтобы побыстрее добраться до «Мовэ Па». Но они должны были соразмерять свой шаг с шагом его родителей, шедших чинно под руку, боясь поскользнуться. Вот уже появились первые дома деревни. В окнах горел свет, а на крышах лежал толстый слой пушистого снега. Мимо них проехал автомобиль, на колесах которого звенели цепи. На улицах было много народа. Смеющиеся лица отражались в освещенных витринах. Казалось, что колокольня, монастырь, мэрия и старая пузатая башня собрались на одной площади вокруг стола, покрытого снежной скатертью. Перед дверью аптеки высился большой сугроб; тропинка, посыпанная песком, вела от ее порога до выступа тротуара. Напротив старого кладбища стояли в ряд несколько низких и вместительных саней. Кучера в ожидании клиентов постукивали и притопывали ногами на морозе. Застывшие от холода лошади иногда встряхивали головами, и тогда в ночи раздавался чистый звон колокольчиков. Перед дверью «Избы» стоял негр Бубуль в своей красной униформе. Он весело приветствовал Элизабет.

— Здравствуй, Бубуль! — сказала Элизабет.

— Здастуй, мадимуазель! У тиби красивые глазы. От них умереть все парни. Вы не заходить с господа на минуту? Много люди! Много весело!

Элизабет вопросительно посмотрела на господина и госпожу Греви. Но те предпочитали «Мовэ Па».

— В другой раз, Бубуль, — ответила Элизабет.

И они снова тронулись в путь. «Мовэ Па» находился выше, на дороге, ведущей к горе Арбуа. Путь показался девушке бесконечным. Наконец звуки долетающей до них музыки объявили о приближении цели путешествия.

Прежде чем войти в зал, мадам Греви и Элизабет зашли в туалет, чтобы поправить прическу. Затем они присоединились к мужчинам, ожидавшим их в вестибюле. Клиентов в Мовэ Па было пока еще не очень много. На свободных столиках стояли сложенные углом карточки с надписью: «Заказано». Метрдотель, впрочем, убрал одну из них и усадил вновь прибывших на лучшие места, в нише.

Оркестр на эстраде играл медленное слоу. На площадке танцевали млеющие от восторга, тесно прижавшиеся друг к другу, пары в брюках; мужчин можно было отличить от женщин только по лицу. Там было несколько красивых девиц, очень броских, перекрашенных в блондинок или в брюнеток, с ярко накрашенными губами и подведенными глазами, и несколько высоких парней с суровыми лицами, с важностью дышавших в волосы своих партнерш. Господин Греви заказал чай и тосты на четверых. Жак нетерпеливо ерзал на своем стуле.

— Потанцуем? — предложил он.

Элизабет встала.

— Ну что за нетерпение! — сказала мадам Греви со смехом. — Неужели не можете посидеть даже пяти минут! Может быть, Элизабет хотелось бы выпить сначала чая.

— О нет, мадам! — воскликнула она.

— Вы так любите танцевать? — продолжила мадам Греви.

— Да, мадам, просто обожаю!

Элизабет с удовольствием отдалась волнообразному ритму мелодии. Теплая рука Жака лежала у нее на спине. После нескольких па она почувствовала, что объятие становилось сильнее. Хрипловатый голос прошептал ей в ухо:

— Мне безумно нравится танцевать с вами, Элизабет!

— Да, — сказала она осторожно. — Оркестр очень хороший.

— А в особенности хорошо быть здесь вместе. Вы не находите?

— Да, конечно.

— Кругом люди, а впечатление такое, что мы здесь одни.

Они прошли в танце мимо мсье и мадам Греви, глядевших в другую сторону. Люди входили, отыскивали взглядом свободные места, притопывали в такт музыки, снова выходили, снова возвращались и подсаживались к стойке бара. Элизабет заметила Максима Пуату, который направлялся к столику вместе с тремя товарищами и двумя девушками. Она улыбнулась ему. Тот приветствовал ее жестом мушкетера, отставив назад ногу и прижав руку к сердцу.

— Только его здесь не хватало! — тихо проворчал Жак.

— Что вы против него имеете?

— Не знаю. Просто он раздражает меня. Он хочет казаться умным, когда на самом деле он глуп. Но зато с какими претензиями!

— А я нахожу его очень милым.

— Да, я это заметил! Признайтесь, что вы питаете к нему слабость.

— А вот тут-то вы совсем не правы, мой бедный Жак! — ответила Элизабет. — Он слишком молод!

— Ему двадцать один год!

— Вот именно!

Он ослабил давление своей руки, словно был сильно оскорблен этими словами, которыми его отстранили так же, как и его соперника.

— Выходит, вам нужны старики? — спросил он с некоторой дерзостью.

Не удостаивая его ответом, Элизабет повернула голову к двери и воскликнула:

— О! Посмотрите!

Пятеро молодых людей, все как один блондины, атлетического сложения входили в зал. Это были знаменитые австрийцы, недавно приехавшие в Межев, чтобы обучать лыжников методу Арльберга. Их лица были красивы и суровы. Они почти не говорили по-французски. Все женщины смотрели на них с обожанием.

— Правда, они великолепны?! — спросила со вздохом Элизабет.

— Были бы это были французы, вы даже бы их не заметили! — ответил с упреком Жак.