Анри Труайя - Прекрасная и неистовая Элизабет

— Как все изменилось с прошлой зимы! Вы помните, как тяжело было карабкаться в этом месте, бывало на это уходили целые часы.

— Да, — ответила мадам Греви. — Но вообще-то, мне это даже нравилось. Во всяком случае, я видела природу. А теперь думаешь только о скоростях.

— Когда ты научишься лучше кататься на лыжах, ты нас поймешь, — заметил господин Греви.

Жак нагнулся вперед, чтобы полюбоваться пейзажем, и Элизабет оказалась прижатой к стеклу. Парень с красным платком на шее исчез из ее жизни. Внизу открывалась белая бездна, по которой струился темный пихтовый мех. Долина ускользала как во сне. В конце длинной извивающейся ниточки канатной дороги Межев казался просто нагромождением маленьких кубиков с сахарными крышами и с шоколадными стенами. Колокольня с куполом в форме луковицы пасла словно пастух стадо неподвижных домиков.

— Отсюда уже не видно гостиницы? — спросил Жак.

— Посмотрите налево, далеко от деревни, на дороге, отходящей от нее…

— Правда, — сказал Жак странно взволнованным голосом.

И воспользовавшись новым толчком, он осмелился положить руку на плечо Элизабет. Вдруг взрыв пронзительного смеха ударил по нервам девушки: смеялся парень с красным платком, видимо в ответ на удачную шутку своего соседа.

— Прибываем! — сказал Жак.

Служащий канатной дороги, крестьянин с низким лбом и недоверчивым взглядом, встал перед дверью. От его одежды исходил запах коровника:

— Да не толкайтесь же так сильно! — проворчал он. — Если будете толкать, то, по-вашему, машина пойдет быстрее, что ли?

Кабина замедлила ход, все ее металлические части задребезжали, и она остановилась на уровне платформы для высадки. Через открытые двери толпа пассажиров высыпала на платформу. Самые прыткие сразу бросились к корзине, закрепленной на внешней стенке вагона, предназначенной для перевозки лыж. Нетерпеливые руки искали свое снаряжение в этом лесе из лыж. Служащий пытался навести порядок, советуя клиентам не разбирать лыж самим:

— Я что, не могу это сделать быстрее? Вы все мне здесь только перепутаете!

Но его никто не слушал. Найдя наконец свои лыжи, Жак, его родители и Элизабет вышли и направились к месту, где начиналась трасса спуска. Свежий воздух вливался в легкие. Солнце било по снегу, как по ослепительно белому щиту. Вдали Монблан врезался в небо своей ледяной вершиной.

— Ваша матушка была права, — сказала мадам Греви. — Погода действительно улучшилась. Какой великолепный отсюда вид! Это ведь напротив нас гора Жоли.

Элизабет уже не раз перечисляла названия гор многим клиентам. Она протянула руку к горизонту:

— Гора Жоли, сзади Монблан, слева Монблан дю Такюль, Агюий дю Гутер…

— Ну так мы идем? — спросил Жак.

— Подожди секунду! — сказала мадам Греви — это так красиво, что я не могу наглядеться.

На самом же деле она просто не очень-то спешила надеть лыжи. Вокруг нее большие любители скорости уже поправляли крепления застывшими от холода руками.

Человек с красным платком прошел мимо Элизабет. Их взгляды снова встретились. Он улыбался, белые лучики морщин вокруг глаз четко выделялись на загорелом лице. Она надела солнцезащитные очки и попыталась ни о чем не думать. В это время он надел варежки, затем начал натягивать на них ремни палок. Вдруг он сделал прыжок и нырнул под откос, покрытый пушистым как мука снегом. Она инстинктивно вытянула шею. Красный платок удалялся, танцуя словно огонь на ветру. Пренебрегая проложенными маршрутами, незнакомец мчался по направлению к Муйбо. Его товарищи едва поспевали за ним. Элизабет восхитилась его смелостью, однако, когда он исчез из виду, она почувствовала облегчение. Другие более осторожные лыжники поехали направо, к коридору, где была трасса «А», проложенная между двух рядов пихт.

Скользя кто быстро, кто медленно, они скрещивали свои траектории, становясь все меньше и меньше, а потом исчезали в окружающей белизне. Жак уже надел свои лыжи и похлопывал ими по утрамбованному снегу, подпрыгивая между палок:

— Мама, ну как? Ты готова?

— Я еще не решилась, — сказала мадам Греви слабым голосом.

Она смотрела на площадку, откуда начинался спуск, и, слегка согнув колени, откинулась назад, чтобы устоять перед притягательной силой белой бездны.

— Уверяю вас, мадам, что все очень легко, надо только начать спуск, — сказала Элизабет.

— Ну да, Эстелла! — подхватил господин Греви. — Ты же не думаешь, что мы помчимся по прямому спуску, как чемпионы. Видишь тот холмик? Поезжай наискосок прямо к нему. Там ты резко затормозишь. Тебе это очень хорошо удается. А потом…

— Дай мне немного привыкнуть, Марк, — сказала со вздохом мадам Греви. — Пока я сосредотачиваюсь, изучаю площадку…

— Но через несколько минут прибудет новая кабина, и мы снова окажемся в толпе, — сказал Жак.

— Тогда поезжай с отцом и Элизабет, — меланхолично ответила мадам Греви. — При необходимости я спущусь по канатной дороге.

— Ну нет! — воскликнул господин Греви. — Если ты откажешься, то не научишься никогда. Чтобы быть уверенной, поедешь со мной. Мы затратим столько времени, сколько понадобится. А Жак и Элизабет будут впереди нас.

Напрасно Элизабет протестовала и убеждала, что могла бы быть с мадам Греви, чтобы подбодрить ее в трудные моменты. Господин Греви был непреклонен, отказываясь разделить эту ответственность с кем бы то ни было. Жак сразу же поддержал отца:

— Ты прав. Именно с тобой мама будет чувствовать себя уверенной.

Сконфуженная мадам Греви опустила голову. Элизабет сняла варежки и закрепила лыжи.

— Я пошел первым, — сказал Жак.

Она пронаблюдала за ним: ноги у него были выпрямлены, спина согнута, локти прижаты к бокам — вся его поза была напряженной, и в ней чувствовалась неуверенность, от чего, видимо, он никак не мог избавиться, несмотря на все советы инструкторов. На одном из поворотов Жак упал, потом поднялся и продолжал спуск на меньшей скорости. Элизабет каталась лучше, чем он. За два зимних спортивных сезона она научилась, благодаря ежедневным тренировкам, более уверенно чувствовать себя на спуске. Жак остановился на вершине гребня и, опершись о палки, воткнутые в снег, перевел дыхание. Элизабет покатилась по склону, сильно укатанному сотнями лыжников. Она держала лыжи параллельно, одну чуть впереди другой, и ей казалось, что ее движениями управлял не склон, по которому она катилась, а ее желание скользить все быстрей и быстрей. Резкий ветер обдувал ее щеки. На небольших бугорках, она отрывалась от земли, и тогда ее сердце замирало от страха и восторга. Элизабет выскочила на участок с ненакатанным снегом, лыжи слегка затормозили. На какую-то долю секунды она потеряла равновесие, но потом сразу же принялась набирать скорость. Ей хотелось катиться все дальше и дальше, испытывая бесконечность мягких волнообразных движений. Через дымчатые стекла очков снег казался сине-зеленым. Доехав до Жака, она резко затормозила и сделала разворот на правой лыже, подняв фонтан снега, рассыпавшийся веером.