Джон Пэрис - Кимоно

Слабое рукопожатие, и он ушел. Только тогда Джеффри внезапно понял, что он, хоть и неумышленно, но глубоко обидел этого человека, который был его лучшим другом и опорой в минуту испытания. Как на Иова, на него обрушились несчастья со всех сторон, чтобы он мог проклясть Бога и умереть. Теперь его друг отказался от него. Вероятно, он больше никогда не увидит Реджи Форсита.

Когда он шел по длинной дороге, ведущей вниз, мимо него пронесся автомобиль. Только одна машина поднималась в этом сезоне по обрывистому пути, ведущему с равнины. Он узнал автомобиль Яэ Смит. Проезжая мимо, девушка высунулась из окна и послала Джеффри поцелуй.

Она была не одна. Рядом с ней в автомобиле сидел низенький толстый мужчина-японец, с круглым нахальным лицом. С горьким предчувствием нового несчастья Джеффри узнал собственного своего слугу Танаку.

На следующее утро Реджи Форсит переехал через озеро, как всегда, для служебных занятий в посольстве. Он встретил жену посла на террасе ее дачи.

— Доброго утра, леди Цинтия, — сказал он. — Поздравляю вас с успехом вашей мастерской дипломатии.

— Что это значит? — Ее обращение с прежним любимцем стало в последнее время очень холодным.

— В полном согласии с вашими гениальными проектами, — сказал Реджи, — мой брак расстроен.

— О, Реджи! — Ее холодность сразу исчезла. — Я так рада…

Он предостерегающе поднял руку.

— Но вы разбили жизнь человека, который лучше меня.

— О чем вы говорите?

— О Джеффри Баррингтоне. Он узнал, кто такие Фудзинами и откуда идут его деньги.

— Вы сказали ему?

— Я не такая грязная скотина, чтобы сделать это, леди Цинтия.

Ее превосходительство обдумывала, что лучше сделать для Джеффри.

— Где он? — спросила она.

— Он оставался ночевать в Никко, теперь, вероятно, едет в Токио.

Если бы она была героем, настоящим театральным героем, каким, по-видимому, оказался Джеффри, она отправилась бы тоже прямо в Токио и, может быть, оказалась бы в состоянии предупредить катастрофу. А вернее, не смогла бы. Может быть, сделала бы положение еще худшим. В конце концов, лучше остаться в Чузендзи и заботиться о собственном муже.

— Реджи, — сказала она, — вы счастливо избегли опасности. Как вы узнали, что я приложила руку к этому? Вы больше девушка, чем мужчина. Неудачный брак сломил бы вас. Джеффри Баррингтон сделан из более крепкого материала. Для него наступили плохие времена. Но он научится многому из того, что уже знаете вы, и он справится.

После ужасной бессонной ночи в Никко Джеффри Баррингтон приехал в Токио перед ланчем. Его мысли были смутны и противоречивы.

— Чувствую себя, как будто пьянствовал целую неделю, — повторял он себе.

В самом деле, он чувствовал, что все, что он делает, — смутное, ненастоящее. Одно было несомненно: что касается денег, то он совершенно разоренный человек. Тысячи фунтов годового дохода, которыми он обладал еще утром, удобства и комфорт, которые казались столь обеспеченными, исчезли еще безнадежнее, чем если бы лопнул какой-нибудь хранящий их банк. Даже к наличным деньгам в своем кошельке он прикасался с таким отвращением, как если бы это были те самые бумажки и звонкие монеты, которыми было заплачено содержателю публичного дома за позор и страдание девушки. Ему казалось, что хозяин гостиницы в Никко смотрел на его чек подозрительно, как будто не обороте его была печать Йошивары.

Джеффри был разорен. Теперь он мог рассчитывать только на то, что сможет заработать своим умом, и на то, что сможет выделить ему отец, — пятьсот фунтов в год самое большее. Если бы он был один на свете, он не мучился бы этим: но Асако, бедная маленькая Асако, невинная причина всего этого ужаса, она была разорена тоже. Она, так любившая свои богатства, свои драгоценности, свои изящные вещицы, должна будет продать все это. Она разделит с ним почти нищету, она, не понимающая и значения этого слова. Это была, может быть, кара, посланная ему за то, что он так твердо решился когда-то жениться лишь на богатой. Но что сделала Асако, чтобы заслужить эту кару? Ведь, слава Богу, его брак оказался, в конце концов, браком по любви.

Джеффри в своем смятении испытывал настоятельную потребность в сочувствии другого человека. Вследствие несчастной случайности он утратил дружбу Реджи. Но ведь он мог еще опереться на любовь жены.

И вот он взбежал по ступенькам «Императорского отеля», страстно желая увидеть Асако, хотя и боялся необходимости сообщить ей это ужасное известие.

Он открыл двери. Комната была пуста. Он искал глазами пальто, шляпы, редкости, домашние вещи, какой-нибудь знак ее присутствия. Но ничего не указывало на принадлежность комнаты ей.

С болезненным предчувствием он возвратился в коридор. Там поблизости оказался бой-сан.

— Оку-сан уехала, — сообщил бой-сан. — Не вернется назад, я думаю.

— Куда она уехала? — спросил Джеффри.

Бой-сан с отвратительным японским злорадством качал головой.

— Я очень извиняюсь перед вами, — сказал он. — Сегодня, очень рано, пришло много народа, Танака-сан, две японские девушки. Очень много говорили. Оку-сан плакала, кричала. Все красивые кимоно увезли очень скоро.

— А где Танака, где он?

— Уехал с Оку-сан, — злорадно сообщил бой, — я очень извиняюсь.

Джеффри захлопнул дверь перед лицом своего мучителя. Он упал в кресло и застыл, смотря и ничего не видя. Что могло случиться? Понемногу возвратилась к нему способность думать. Танака! Он видел маленького негодяя в автомобиле Яэ в Чузен-дзи. Он, наверное, приезжал шпионить за хозяином, как делал это пятьдесят раз прежде. Он и этот полукровный дьявол вернулись раньше его в Токио, опередили его и наплели Асако целую кучу лжи. Она, очевидно, поверила им, если уехала, но куда она уехала? Бой-сан говорил о двух японских женщинах. Она, наверно, поехала в дом Фудзинами, этих ужасных, грязных родных.

Надо найти ее сейчас же. Надо открыть ей глаза, пусть узнает правду. Он должен привезти ее обратно. Надо увезти ее совсем из Японии — навсегда.

Баррингтон проходил по зале отеля, говоря сам с собой, ничего не видя, ничего не слыша, как вдруг почувствовал прикосновение чьей-то руки к своей. Это была Титина, французская горничная Асако.

— Мсье капитан, — сказала она, — мадам уехала. Это не моя вина, мсье капитан. Я говорила мадам, не уходите, подождите мсье. Но мадам околдована. Она, такая честная католичка, говорит молитвы в храмах этих желтых дьяволов. Я сама видела, как она хлопала руками — так! — и молилась. Святые покинули ее. Она околдована.

Титина была деревенской девушкой из Бретани. Втайне она верила в темные силы. Она уже давно решила, что боги японцев и корриганы [35] Духи источников в мифологии кельтской Бретани. ее собственной страны тесно связаны между собой. Она служила Асако еще до ее свадьбы и хотела бы остаться с ней до смерти. Она была бесконечно преданна. Но последовать за своей госпожой в дом Фудзинами и рисковать спасением души она, конечно, не могла.