Джон Пэрис - Кимоно

— На время он был очень опечален этим, — сказала леди Цинтия, — но потом понял, что они были герои, настоящие театральные герои.

— Похоже на дождь, — сказал Джеффри, испытывавший некоторое смущение.

Они повернули назад, разговаривая о лондонских знакомых. Первые капли начали падать, когда они проходили в калитку; и в дом они вошли при раскатах грома. Реджи был один.

— Я вижу, что моя судьба решена, — сказал он, поднимаясь, чтобы встретить их. — Сами небеса пылают в час смерти принцев.

Для Реджи наступила целая неделя очень тяжелой работы. Посол вызывал его из дома под всевозможными предлогами — от политического убийства до производства целлулоида. Это было частью плана леди Цинтии. Она решилась как можно чаще оставлять вместе одних Яэ Смит и Джеффри Баррингтона и ожидать последствий, каковы бы они ни были.

Тогда Яэ, хотя у нее была собственная комната в отеле, стала почти обладательницей дачи Реджи. И завтракала, и обедала она там, и проводила там почти всегда время после полуденной сиесты. Проводила с Реджи и целые ночи, так что их отношения не могли быть больше секретом даже для очень заботившегося о скромности Джеффри.

Эта откровенность смущала его, потому что присутствие любовников и тень, отбрасываемая их интимностью, смущают даже самые чистые души. Но Джеффри чувствовал, что это не его дело и что пока Яэ и Реджи таковы, с его стороны было бы бесполезным лицемерием мешать их отношениям.

Между тем Асако написала ему, жалуясь на свое одиночество. Тогда утром, за завтраком, он объявил, что должен вернуться в Токио. Тень прошла по лицу Яэ.

— Нет еще, большой капитан, — потребовала она, — мне еще нужно проехать с вами на дальний конец озера, где водятся медведи.

— Ну хорошо, — согласился Джеффри, — только завтра, пораньше утром, потому что завтра же мне в самом деле надо ехать.

Он написал Асако длинное письмо, где много говорил об озере и Яэ Смит, и обещал вернуться через сутки.

На следующее утро, на рассвете, Яэ постучала в дверь Джеффри.

— Вставайте, старый сонливый капитан! — кричала она.

Джеффри нашел лодку уже готовой; и Яэ припасла завтрак, чтобы съесть его по пути. У бедного Реджи, конечно, была работа в посольстве; он ехать не мог.

Это была восхитительная экскурсия. Они доехали до Сендзу, деревни плотовщиков, на конце озера. Они поднялись по лесной тропинке к верхнему озеру, собственно луже, поросшей камышом и водорослями, где, как предполагалось, водились Медведи.

Джеффри и Яэ, однако, не встретили ничего опасного, если не считать деревенских дворняжек.

— Вернулись невредимыми из опасных краев! — вскричала девушка, выпрыгивая из лодки на ступени дачи.

Воздух и прогулка утомили Джеффри. После ланча он переоделся в кимоно Реджи. Потом улегся на свою постель и скоро заснул.

Сколько он проспал, он не мог сказать, но медленно очнулся от смутного сна. Кто-то был в его комнате. Кто-то у самой постели. Не Асако ли это? Или это сон?

Нет, это была его спутница по утреннему путешествию. Это была Яэ Смит. Она сидела на постели рядом с ним. Она смотрела ему в лицо своими мягкими, спокойными кошачьими глазами. Для чего она это сделала? Она взяла его руку. Ее прикосновение было мягко. Он не остановил ее.

Ее волосы были распущены и спадали ниже талии, длинные черные волосы, более шелковистые и волнистые, чем у японских женщин чистой крови. Ее кимоно было широко распахнуто у горла, открывая полузатененную округлость груди, двух «почек лотоса», по выражению Реджи. Сладкий аромат исходил от ее тела.

— Можно, большой капитан? — спросила она.

— Что? — сказал Джеффри, еще почти спящий.

— Только лечь рядом с вами, только один раз, в последний раз, — ворковала она.

Как бы не ожидая отказа, она поместила свое маленькое тело на постели рядом с ним и положила голову на подушку на одной высоте с его головой.

Джеффри готов был заснуть опять, еще не расставшись окончательно с приятными снами. Но Яэ скользнула рукой по его груди и взяла пальцами его плечо. Она теснее прижалась к нему.

— Джеффри, — шептала она, — я так люблю вас. Вы такой сильный и большой. Джеффри, я всегда хотела бы оставаться так, как теперь, всегда, всегда, держать вас, пока не заставлю полюбить себя. Полюбите меня хоть немного, Джеффри. Никто никогда не узнает. Джеффри, разве не хорошо, когда я возле вас? Джеффри вы должны, вы должны любить меня.

Она приникла к нему всем телом в объятии поразительно сильном для такого маленького создания. Это объятие и пробудило окончательно Джеффри. Он тихонько высвободился из ее рук и сел на постели.

Она снова обняла его шею, глаза ее стали дики, как у менады. Он чувствовал себя жалким и смешным. Ведь роль Иосифа так неблагодарна и унизительна. Месяц тому назад он строго приказал бы ей уйти из комнаты и опомниться. Но жаркий месяц в Токио ослабил силу его характера; а знакомство с исповедуемой Реджи моралью богемы раскачало крепость хорошего тона.

— Не будьте такой, Яэ, — сказал он слабо. — Реджи может вернуться. Ради Бога, сдерживайте себя.

Ее голос стал теперь страшным, как дикое мяуканье кота на крыше в марте.

— Джеффри, я должна, я должна. Все время я думала о вас, всегда, с самой Камакуры. Мне нужно было вас, мне нужно вас. И здесь, сейчас я вижу по вашим глазам, что вы хотите меня. Они смотрят на меня так, как будто хотят меня. Это как огонь. Это сжигает меня, и мое тело горит, будет гореть, пока вы не возьмете меня. Джеффри, милый, только один раз, теперь. Я никогда больше не буду такой. Реджи это все равно. Он не такой, как другие. Он не как другие. Я говорила ему. Я сказала ему: «Я люблю Джеффри», а он ответил: «Как и я тоже».

Джеффри упустил первый момент, когда еще можно было быть строгим с ней. Неловко попытался он освободиться от ее объятий. Но первый раз в своей жизни он испытывал схватку с первичной природной силой, неизвестной ему в его прежних отношениях с женщинами, в браке или вне его.

— Яэ, не надо, — говорил он, отталкивая девушку, — я не могу, я женат.

— Женат! — воскликнула она. — Разве брак мешает этому? Любите меня, любите меня, Джеффри. Вы должны любить меня, вы будете!

Она совсем сбросила кимоно и всем телом прижалась к нему, как будто хотела взять его силой.

— Рапсодия кончена!

Голос, который никто не признал бы за голос Реджи, внезапно положил конец этой нецеломудренной атаке. Он стоял в дверях с кривой усмешкой. Он видел обоих еще из сада; на самом деле и весь Чузендзи мог бы наблюдать все, что делалось в открытой спальне. Он снял обувь и тихонько подкрался, чтобы подслушать их. Теперь он решил, что время вмешаться.