Николай Новиков - Предвыборная страсть

Андрей подхватил ее на руки, закружил в тесной прихожей, как вчера под дождем.

— Хочу, хочу, хочу, Лера! Тебя. А ты?

— Я хочу только одного: быть с тобой и знать, что тебе хорошо, любимый…

Он снова подхватил ее на руки, отнес в комнату, бережно уложил на диван. Ее зеленые глаза с невыразимой нежностью смотрели на него.

— Я твоя, Андрюша, — прошептала она. — Я всегда была только твоей… только твоей…

Андрей снял с нее сапоги и лег рядом, уткнувшись губами в рыжие волосы, и долгое время не двигался, вдыхая нежный аромат легких духов. А Лера ласково гладила его по голове.

— Ты рядом, — наконец выговорил он. — Ты со мной… Сколько же я мечтал об этом, нет, не мечтал, а видел, просыпаясь со слезами на глазах. Просыпался, а тебя нет рядом. И тогда я думал, уже никогда не будет. А во сне ты приходила и приходила ко мне, так не хотелось просыпаться…

Ее пальцы судорожно вцепились в его плечи. Он поднял голову, посмотрел в ее глаза — они были влажными. И тогда он склонился над нею, и снова их губы соединились в жадном, нескончаемом поцелуе.

А потом, ослепленные страстью, они судорожно срывали друг с друга одежды, освобождая рвущиеся навстречу друг другу тела. Она стонала, царапала его спину ногтями, бессвязно бормотала, плакала навзрыд, а потом смеялась и снова стонала, откинув голову, а он целовал ее ноги, живот, груди, все ее прекрасное, распростертое на диване тело, и хриплый стон, похожий на рычание голодного тигра, терзающего лань, время от времени срывался с его губ. Но прикосновения были нежными, ласковыми, по-другому он просто не мог прикасаться к любимой. И позже, в долгой, сумасшедшей пляске обоюдного вожделения, соединив тела, соединив губы, они восходили все выше и выше по ступеням наслаждения, каждая из которых была выше самой высокой ступени, на которую они ступали порознь. А когда почти одновременно шагнули на высшую ступень, сладкая молния пронзила трепещущие тела, унося их в звездную высь, а потом разноцветные лучи нежности спеленали влюбленных и бережно понесли снова к Земле.

На Земле их охватила самая желанная в мире истома. Но Лера приподняла голову, опершись локтями о диван, с трогательной заботой стала вытирать с его лба капли пота. Она была прекрасна, и зеленые глаза, подернутые легкой дымкой усталости, и припухлые губы с капельками пота над верхней, и чуть вздернутый нос с едва заметными веснушками казались сладостным видением из его снов.

— И все же я не могу понять… — прошептала она.

— Что, моя хорошая? — также шепотом спросил он.

— Почему так бывает? Без тебя я знала, что мне это не доставляет удовольствия и вообще совсем не нужно… с тобой я стала совсем другой женщиной…

— Ты всегда была такой, Лера… моей любимой, моей единственной женщиной, поэтому без меня все было не так.

— И ты мой любимый и единственный. Я даже боялась, что не смогу тебе ответить, стала холодной и черствой, да просто знала, что я такая, и вот… теперь сама себя не узнаю.

— Тебя это беспокоит?

— Да нет же! Меня волнует другое: теперь я все время только и буду ждать, когда мы снова встретимся, а это неправильно.

— Правильно, Лера, правильно. Нам нужно полгода ни на секунду не разлучаться — шестнадцать лет ждали, когда будем вместе… Шестнадцать лет…

— Но ведь нужно… Ох, не буду. Ни о каких делах не буду говорить сейчас. Андрюша, — она хитро улыбнулась, — а у твоего приятеля хоть какое-то одеяло есть?

— Нет, — дурашливо замотал головой Андрей. — У нас в городе замечательный мэр, топят так, что жарко в комнате, вот он и выбросил все одеяла. Ты замерзла, Лера?

— Нет, но я тут лежу совсем голая и думаю, может, мне все же прикрыться? А то ты смотришь и смотришь, вдруг тебе все это быстро надоест?

— Лера, я должен смотреть на тебя долго-долго, чтобы только привыкнуть к мысли: это правда, она моя, она со мной. А то, как отвернусь, так и начинаю сомневаться, а вдруг это всего лишь сон?

— Это не сон, это твоя Лера… И знаешь, о чем я сейчас думаю?

— Знаю.

— Скажи.

— Ты хочешь выпить шампанского, — улыбнулся Андрей.

— Это невероятно! — воскликнула она. И засмеялась. — Мы и думаем одинаково. Если ты будешь настоящим джентльменом и откупоришь бутылку, я постараюсь быть настоящей дамой и принесу тебе шампанское на блюдечке в каких-нибудь бокалах. Если они есть у твоего Богаченко.

— А если нет, я выпью из твоих ладоней.

— Так уж и быть, напою тебя, — засмеялась она.

А сегодня и реланиум не помогал. Стригунов потянулся было к телефону, да вовремя вспомнил, что поздно уже, восьмой час вечера. Засиделся он в своем кабинете. А что делать? Домой возвращаться не хочется, там его ворчливая Мила станет подковыривать, намекая, что опять себя не жалеет, по молодым бегает. Не бегал он сегодня никуда, провел два совещания, утвердил черновой план работы будущего года, разобрался с платежами и задолженностями по текущему году. Работал. Правда, было такое намерение: и сегодня забрести к Марине. Если уж реланиум не помогает, то Марина должна отвлечь и от погоды, и от работы, и от жены Милы.

Было. Позвонил Марине.

Но она такой сердитой оказалась! Молодая баба, а тоже вся на нервах, заработает себе невроз, хоть и не занимает ответственный пост. Потом будет жалеть, как он сейчас: и зачем нужно было принимать близко к сердцу всякую чепуху?! Нервные клетки по пустякам расходовать? А уже поздно.

Агеева на нее не так посмотрела, поняла, что секретарша о чем-то догадывается, и набросилась! Из-за этого все настроение испортилось. А ты, дура, зачем смотрела на нее косо? Лера умная женщина, она людей нутром чувствует. Его школу прошла! Ведь предупреждал же вчера: будь осторожней, о наших догадках никому ни гугу! Так она и сделала! Едва увидела Агееву, небось вытаращилась, только что ни сказала: а я все знаю!

Ох, бабы, бабы!

И сидит, злится, с ним встречаться не желает. Агеева пообещала выгнать ее, прошипела: и Стригунов не поможет. Правильно! Если захочет уволить свою секретаршу, кто ей помешает? Потом Лера куда-то неожиданно убежала, а тут трезвонят со всех концов, разыскивают ее. И Бугаев звонил, и Чупров: где да где? А она, Марина, понятия не имеет, где мэр. Ушла, не предупредила. Какое ж тут настроение будет, если всякий шпыняет: мол, что ж ты за секретарша, если не знаешь, куда начальница подевалась!

Ну ладно! С Мариной свидеться не получилось и не надо. Может быть, завтра… А вот зачем недавно Вашурин звонил, совсем непонятно. Соловьем заливался, мол, какой вы труженик, Илья Олегович, все давно уже по домам разъехались, а вы работаете, пора бы домой собираться. Ответил, что скоро соберется, как только дела закончит, так и поедет домой. Вашурин что-то о грядущих переменах говорил, будто скоро все изменится в расстановке сил, и на выборах победит не Агеева. Кто же тогда, интересно? Уж не сам ли Вашурин?