Виктория Клейтон - Дикие сердцем

— Ха! — триумфально выкрикнула она. — Я научу тебя подчиняться.

— Ты уродина, ты плохая! Я ненавижу тебя больше всех на свете. Каждый вечер я молюсь, чтобы ты умерла, но Господь не желает забирать тебя к себе на небеса, потому что не желает видеть тебя рядом с мамочкой.

Хотя глаза Фэй яростно горели, на ее губах появилась презрительная усмешка.

— Твоя бесценная мамочка была горькой пьяницей. — После этих слов Фэй мотнула головой, глубоко вдохнула несколько раз, чтобы успокоиться, выпрямила спину и поднялась по ступенькам.

Я помчалась к бойлеру и открыла дверцу. Голубые глаза Еванджелины смотрели на меня с болью и ужасом. Языки пламени лизали ей лицо. Позолоченный рот сморщился и почернел. Я опустила руку в огонь и схватила куклу. Мне удалось вытянуть только ногу. Туловище упало вниз и было поглощено пламенем. Я опустилась на колени. Слезы ручьем лили из глаз. Я целовала ногу куклы, ее крохотную туфельку и свою руку, которая была обожжена.

Была зима. Через час или полтора стало смеркаться. Мое бунтарское настроение постепенно сошло на нет. Я была опустошена от горя. Крадучись, я пробралась наверх, размышляя над тем, какое наказание придумает Фэй. Дверь в гостиную оказалась приоткрытой. Несколько человек — гости Фэй — находились в комнате. Они пили, курили, болтали и весело смеялись. Отец стоял напротив камина и с улыбкой слушал рассказ молодой женщины. Женщина повернула голову, увидела меня и вскрикнула от испуга.

Я побежала в свою спальню и заперла дверь изнутри дрожащими пальцами. Мое отражение в зеркале напугало меня. Волосы были растрепаны, лицо запачкано кровью, слезы оставили полоски на щеках, руки тряслись, как в припадке. Я легла на кровать. Кровь и сажа испачкали наволочку, но меня это мало тревожило. Лежа в темноте, я ждала неотвратимого наказания.

Никто так и не пришел. У миссис Поуп был выходной в этот день. Когда я открыла дверь на следующее утро, миссис Поуп пришла в ужас. Она едва не разрыдалась, увидев шрам у меня на лбу, распухшую от ожога руку и измятую одежду. Когда я показала то, что осталось от Еванджелины, миссис Поуп покраснела от ярости.

— Хозяин должен знать об этом, — мрачно заявила миссис Поуп и спустилась в гостиную.

Я не знаю, о чем она говорила с отцом, но ее слова возымели эффект. Позднее отец зашел в кухню и вручил мне нечто в фирменной упаковке «Харродса».

— Не стесняйся, Фредди, разверни пакет, — произнес отец со вздохом.

В картонной коробке лежала кукла с длинным красными волосами. На ней было нарядное синее платье. Между полуоткрытыми губами виднелись жемчужно-белые зубы. Отец погладил меня по голове, причинив боль, — он задел шрам на лбу. Я не стала на него обижаться. Я ведь знала, что отец сделал это нечаянно.

— Красавица, не правда ли? Гораздо красивее, чем старая. — Я смотрела на отца с отчаянием. Как ему объяснить, что истинную красоту порождает лишь любовь? — Постарайся быть хорошей девочкой. Моя жизнь становится невыносимой, когда ты ссоришься с Фэй. Она пытается быть с тобой ласковой. Разве ты не хочешь, чтобы папа был счастлив? — Отец сжал мою руку. Я вскрикнула. — О Господи! Прости. Послушай, Фредди, ты должна уживаться с Фэй. В отношениях двух людей кто-то всегда должен идти на уступки. Ты не можешь думать только о себе. Ты поняла?

Я все поняла. Я получила очень ценный урок. Бога не волнует справедливость. Он не становится на сторону правого. Фэй чувствовала себя превосходно, а моя мама умерла. Какими бы отвратительными ни были поступки взрослых, дети будут всегда беззащитны. Разочарование, связанное с этим открытием, обожгло меня сильней, чем огонь руку.

— Звонила Берил, — сказала Прим, вернувшись в кухню. — Она хотела узнать, куда подевалась ветошь для полировки медных изделий в церкви. Я выбросила тряпье, потому что оно почернело и рассыпалось в клочья. Берил считает, что если она принесла эти тряпки, то она и должна решать, когда их выбрасывать. Эта женщина устроила такой переполох, словно я выбросила бесценную копию библии Гутенберга [45] Иоганн Гутенберг (Johannes Gutenberg, между 1397 и 1400–1468) — немецкий изобретатель книгопечатания. . Она просто дура набитая. Извини, но то, что мне приходится тратить время на выслушивание идиотских упреков… — Прим сочно выругалась. Я не была шокирована этим. Выражения Прим казались довольно забавными по сравнению с теми, которыми любили щеголять мои друзья художники. — Так о чем мы говорили? Ах да, о Фэй. Кстати, как складывались ее отношения с Алексом?

— Это довольно странно, но Алексу удалось очаровать Фэй. Она не уставала повторять, что Алекс исключительный мужчина и что мне невероятно повезло. Думаю, что сейчас Фэй испытывает нечто похожее на горькое удовлетворение — ее предсказания в точности сбылись. Кроме того, поведение Алекса после моего побега доказывает, что он действительно отличается от других мужчин. Я всегда это знала. Встретив его, я была так увлечена, что даже не задумывалась, чем могут обернуться странности Алекса. Алекс оказался настолько властным человеком, что я перестала существовать как независимая личность. Я была счастлива, и до поры до времени не обращала на это никакого внимания.

Тяжело вздохнув, я приготовилась выслушивать нравоучения. Прим наполнила вином мой бокал.

— Хотела бы я научиться рисовать так, как ты. Этикетки настолько хороши, что годятся для выставки. Ты давно рисуешь?

— Я всегда получала удовольствие от рисования. Я ненавидела школу, поэтому рисовала на переменках, чтобы не скучать. Поступление в школу искусств стало для меня чем-то вроде глотка свежего воздуха. Я словно вырвалась на свободу. Хотя поначалу приходилось нелегко. Но, по крайней мере, я знала, что делала. А затем, закончив учиться, почувствовала, что становлюсь свободной…

— Расскажи, как это было, — Прим провела рукой по волосам.

— Мне досталось от мамы немного денег по завещанию. К тому времени, когда мне исполнился двадцать один год и я могла распоряжаться деньгами, сумма значительно выросла благодаря разумному инвестированию — этим занимался отец. Денег хватило на съем квартиры и остальные траты в течение нескольких месяцев. В то время как мои сверстники развлекались и экспериментировали с ЛСД, я очень бережливо тратила свой первый заработок. У меня была репутация разумной, здравомыслящей особы. Уверена, что не была разумнее остальных. Жизнь заставляла меня организовать себя и тяжело работать. Большинство мужчин, которых я встречала на своем пути, в основном были дилетантами и позерами, они просто искали эмоциональное и духовное пристанище. Я чувствовала себя скорее матерью, чем подругой. Алекс был старше меня на двенадцать лет и во много раз мудрее. В отличие от меня, он знал мир. Я безоговорочно доверяла ему. Он стал для меня непререкаемым авторитетом. Я знала, что мне больше не стоит ни о чем волноваться — Алекс побеспокоится обо всем.