Фред Стюарт - Титан

Они вошли в квартиру. Лора включила свет. Штольц нетвердой походкой отправился на кухню, чтобы откупорить бутылку. Перед тем как заняться сексом, Штольцу необходимо было немного «добрать». Эти несколько минут были отдыхом для Лоры. Она пошла в спальню, чтобы переодеться. В «Галери Лафайет» он недавно купил ей чудную ночную сорочку из голубого шелка и атласа, а также красивый пеньюар.

У Лоры всегда был неплохой вкус в одежде, чего нельзя было сказать о ее вкусе в обстановке жилых помещений. Ее квартира являла собой ярчайший пример мещанства и безвкусицы. Все эти розовые банты на абажурах, псевдоголливудская современная мебель, куклы и чучела животных на креслах, стульях и диванах могли вызвать дурноту у любого, кроме Штольца, который обожал кич. Когда она, переодевшись, вернулась в гостиную, то обнаружила Штольца развалившимся на одном из диванов. Ботинки и форма валялись тут же на полу. Рубашка наполовину расстегнута, на левом носке дырка. Стакан с вином стоял у дивана под рукой. Штольц забавлялся, подкидывая в воздух одного из плюшевых медвежат Лоры.

— Куколка! — икнув, проревел Штольц. Он всегда говорил с ней на французском. Хочешь поехать со мной на эти выходные в Бретань?

— В Бретань?! В январе?! — раздраженно переспросила она. — Может, уж сразу в Антарктиду?

— О, в Бретани сейчас чудесно!

— Чудесно, да. И особенно холодно. Если уж ты и впрямь захотел развлечь меня поездкой, почему бы нам не отправиться на юг? Я бы с удовольствием отдохнула в Риме или Неаполе.

— Куколка, не забывай, идет война.

— Ну и что? Я думала, что итальянцы наши союзники.

— Да, это так, но я никак не могу поехать на выходные в Рим. Берлину бы это совсем не понравилось. Если уж на то пошло, то Берлину не понравится то, что я собираюсь взять тебя в Бретань, но я тебя возьму, потому что мне очень не хватало бы там моей куколки! — Он противно улыбнулся ей. — Мы будем там есть устриц! Скажи, ты ведь любишь устриц?

Она поставила пластинку Бэнни Гудмэна. Они оба обожали американский свинг.

— Я не настолько люблю устриц, чтобы из-за них мерзнуть в Бретани, — сказала она и ушла на кухню, чтобы заварить чай, купленный на черном рынке.

Он появился в дверях кухни, тучный, напившийся. Его налившиеся кровью глаза под толстенными стеклами очков немного косили, что всегда случалось, когда он принимал слишком много алкоголя.

— Там есть одна крепость, — заплетающимся языком пробормотал он. — Мне нужно посетить ее. Там-то как раз и делают ту «тяжелую воду», о которой я рассказывал. Но там, совсем рядом, у дороги, есть замок, где мы сможем остановиться. Он очень красивый и милый. Принадлежит одному богатому банкиру, который встретит нас как родных. Ну скажи: да! Куколка! Ну, пожалуйста! Мы здорово проведем время! Ну скажи: да!

Лора запомнила все, что он ей сказал…

— Ладно, — согласилась она. — Если ты действительно так хочешь…

Он счастливо улыбнулся, подошел к ней и обнял ее.

— Ах ты моя куколка! — ласково бормотал он, целуя Лору.

Лора закрыла глаза и стала думать о Кларке Гейбле.

В начале шестого часа утра 23 января Шарль Пепен, крестьянин из Шартра, въехал в Париж на своей крытой повозке, запряженной лошадьми. Комендантское время — с полночи до пяти утра — только что истекло. Пепен делал сейчас то, что со времени начала оккупации делал трижды в неделю: вез дрова на рынок, где рассчитывал продать их с большой выгодой, так как в Париже ощущался острый недостаток топлива.

Изо рта у Шарля и из ноздрей у его коняг вырывались на морозный воздух клубы пара, и, несмотря на то что было еще темно и холодно, неутомимые и отважные парижские домохозяйки уже выстроились в длинные очереди перед дверями булочных и продуктовых магазинов: они терпеливо ожидали семи часов, когда их допустят к прилавкам, чтобы купить хлеба, суррогата кофе и брюквы. В довоенные времена французы скармливали последнюю разве что лошадям, теперь же она являлась непременным блюдом парижской кухни. Вскоре впереди показалось величественное здание из стекла и железа — центральный парижский рынок. Крестьянин подъехал к дровяным рядам и спрыгнул на землю. Он глянул на двух немцев, стоявших вдалеке и смотревших в другую сторону, затем дважды стукнул кулаком в борт повозки. В следующее мгновение из-под ее ложного дна показались Ник и Репе Рено. Они ехали в тесноте от самого Шартра. Соскочив на землю, они тут же устремились прочь.

На Ника произвела впечатление налаженность работы движения Сопротивления. В крестьянском домике неподалеку от Ля-Рошели он получил документы на свое новое имя — Жюль Гранэ. Искусно выполненная «липа», конечно. На поезде они без приключений добрались до Шартра. Там им выдали велосипеды, на которых они отправились к Шарлю Пепену, и вот теперь — Париж.

Им нужно было попасть в южную часть города. Для этого они воспользовались метро. Вначале они были в вагоне одни, но на второй остановке в него вошли два немца. Крепко подвыпившие. У оккупантов был странный обычай: коротать комендантское время в барах. Ник забеспокоился, но немцы плюхнулись в другом конце вагона и тут же захрапели.

Ник и Рене вышли из метро недалеко от Версаля, прошли несколько кварталов до Рю-де-Вожирар, затем нырнули в узенькую боковую улочку и в середине ее нашли четырехэтажный дом № 5. В подъезде сидела консьержка, в пальто, варежках и вязаной шапочке, укутанная еще и в одеяло. Она взглянула на Рене и кивнула ему. Они бегом поднялись по старинной каменной лестнице на третий этаж. Рене отпер своим ключом дверь в какую-то квартиру. Она состояла из четырех комнатенок и выходила окнами на заднюю аллею. Комнаты с высокими потолками были обставлены удобной мебелью. Поначалу Ник подумал, что квартира пуста. Но едва Рене закрыл дверь, как из-за занавески, закрывавшей вход в гостиную, показались двое, на ходу убирая пистолеты.

— Ги и Поль, — проговорил Рене. — А это Жюль Гранэ. Он же Ник Флеминг.

Ник обменялся с молодыми людьми рукопожатием. Затем Ги ушел на кухню и появился оттуда с кофейником и четырьмя чашками.

— Это настоящий кофе, — сказал он, улыбаясь. — Не тот суррогат, которым нас потчуют господа оккупанты. Мы реквизировали несколько банок из поезда, который пустили под откос около Лиона.

— Настоящий кофе? Это первая хорошая новость для меня во Франции, — проговорил замерзший Ник.

— Ги кинорежиссер, — сказал Рене. — А Поль литератор.

— После войны мы планируем создать фильм об оккупации, — сказал Поль. — Так что то, чем мы сейчас занимаемся, рассматриваем как репетиции и кинопробы.

— У Ника в Голливуде есть своя студия, — заметил Рене.

На Ги и Поля это явно произвело впечатление.

— Значит, надо его беречь, — сказал Ги, и все четверо рассмеялись.