Мейв Бинчи - Холодный зной

— Его собираются назначить директором, вы знаете, в следующем году, — сказал Джерри.

— О, а те, кто учится в Маунтинвью, хотят этого?

— Да, думаю да. Старый Уолш такая зануда. Мне он совсем не нравится.

— А, понимаю.

— Твоя мама пригласила меня в четверг на чай, так что мы можем там встретиться, я думаю, твоего учителя она тоже позвала.

— Он действительно дамский угодник, этот Тони О’Брайен. Я слышал о нем пару историй. Хотите увидеть его, Синьора? Думаю, с вашей новой прической он вас не пропустит.

— Да что ты, я не собираюсь снова интересоваться мужчинами, — просто сказала она.

Чаепитие началось с неловкостей.

Пегги Салливан оказалась не вполне хорошей хозяйкой, поэтому Синьора решила начать беседу, мягко, ненавязчиво рассказывая обо всех изменениях в Ирландии, которые она заметила, и эти перемены, по ее мнению, были в лучшую сторону.

— В школах сейчас так красиво и весело, и Джерри много рассказывает мне об уроках географии, о том, какие интересные проекты они придумывают. Когда я училась, у нас не было ничего подобного.

И после этого обстановка смягчилась. Пегги думала, что визит учителя будет сопровождаться чередой жалоб на ее сына. Она также не надеялась, что ее дочь и Синьора так хорошо поладят. Или что Джерри станет рассказывать мистеру О’Брайену, что он занимался проектом по названиям мест, цель которого узнать о происхождении этих названий. Джимми приехал домой к середине чаепития, и Синьора объяснила, что Джерри счастлив иметь отца, который знает весь город наизусть и может помочь лучше любой карты.

Они разговаривали как нормальная семья; общение здесь было намного вежливее, чем во многих семьях, которые навещал Тони. Он всегда считал Джерри трудным подростком, но, видимо, эта странная женщина имела на него положительное влияние.

— Вы, наверное, любите Италию, раз прожили там так долго.

— Да, очень, очень сильно люблю.

— Я никогда там не был, но мой коллега по школе Эйдан Дьюн сейчас просто бредит Италией. Он спит и видит ее во сне.

— Мистер Дьюн преподает у нас латынь, — добавил Джерри.

— Латынь? Ты мог бы выучить латынь, Джерри, — глаза Синьоры загорелись.

— О, это только для тех, кто хорошо соображает, кто собирается поступать в университет и учиться на адвокатов, врачей.

— Нет, не только. — Синьора и Тони О’Брайен произнесли одновременно.

— Пожалуйста… — Он уступил ей право говорить первой.

— Ну, я с удовольствием бы учила латынь, потому что именно она дал начало многим другим языкам. От него произошли и французский, и итальянский, и испанский, — она говорила с энтузиазмом.

Тони О’Брайен проговорил:

— Боже, вам в самом деле нужно встретиться с Эйданом Дьюном, потому что он годами твердит то же самое. Я люблю повторять детям эту фразу, потому что в ней есть логика. Это как разгадывать кроссворд, заставлять их думать.

Когда учитель ушел, они все заговорили наперебой. Синьора узнала, что теперь Сьюзи станет приезжать домой чаще и не будет избегать своего отца. Постепенно отношения в семье налаживались.

Синьора встретилась с Брендой, и они отправились на прогулку. Бренда захватила с собой хлеб, и они кормили уток в пруду, наслаждаясь солнечным деньком.

— Я каждый месяц езжу навещать твою маму. Сказать ей, что ты вернулась? — спросила Бренда.

— А ты как думаешь?

— Я думаю, не стоит, но только потому, что боюсь, что ты вернешься и останешься жить с ней.

— Ты меня совсем не знаешь. Я же упрямая как черт. Тебе она нравится как человек? Только ответь честно.

— Нет, не очень. Я общалась с вашей семьей, потому что мы дружили с тобой, а потом просто привыкла, и мне было бы неудобно резко прервать отношения, когда ты уехала. Она казалась такой несчастной, постоянно жаловалась на Риту и Хелен.

— Я поеду и увижусь с ней. Я не хочу, чтобы ты прикрывала меня.

— Не надо, ты останешься с ней.

— Поверь мне, этого не случится.

В тот же день она отправилась к матери. Просто пошла и позвонила в дверь квартиры № 23.

— Что вам угодно? — спросила мать, глядя на нее удивленно.

— Я Нора, мама. Я приехала навестить тебя.

Ни улыбки, ни родственных объятий, ни приглашения войти. Только враждебность в ее маленьких карих глазах. Они стояли как замороженные. Мать не пригласила ее в дом, а она не осмелилась спросить, можно ли ей войти.

Но она снова заговорила:

— Я приехала узнать, как ты, и спросить, захочет ли отец увидеть меня. Я хочу, чтобы всем было хорошо.

Мать скривила губы.

— Интересно, когда это ты пыталась сделать хоть что-то для кого-то, кроме себя? — произнесла она. Синьора отреагировала спокойно. С годами она стала намного выдержаннее. Затем мать сделала шаг назад.

— Входи, раз ты здесь, — сказала она снисходительно.

Синьора лишь частично узнала свой прежний дом. Кабинет, где хранилась посуда из хорошего фарфора и кое-что из серебра. На стене не висели картины, и не было книг в книжном шкафу. Большой телевизор занимал почти всю комнату, и на обеденном столе на железном подносе стояла бутылка с апельсиновым соком. В доме совсем не было цветов и вообще ничто не напоминало о радостях жизни. Мать не предложила ей сесть, и Синьора села за стол не спрашивая.

— Хочешь закурить прямо здесь?

— Нет, мама. Я никогда не курила.

— Откуда мне знать, что ты делаешь, а что нет?

— Ты права, мама, откуда? — Ее голос звучал спокойно и невозмутимо.

— Ты приехала домой или в отпуск, или как?

Все тем же спокойным тоном, сводившим ее мать с ума, она объяснила, что не собирается возвращаться жить домой, что нашла комнату и кое-какую работу. Она проигнорировала фырканье своей матери, когда та услышала, в каком районе находится эта комната. Потом она замолчала, ожидая реакции на все сказанное.

— И в итоге он тебя бросил, твой этот Марио, или как там его зовут?

— Ты прекрасно знаешь, как его звали, мама. Ты знакома с ним. Нет, он меня не бросал. Если бы он был жив, я бы до сих пор оставалась там. Он трагически погиб в аварии на горной дороге. Тогда-то я и решила уехать домой и жить в Ирландии. — Она снова замолчала.

— Я полагаю, местные жители не хотели, чтобы ты там оставалась. Тебя ведь некому было защитить, после того что случилось?

— Нет, ты не права. Они все желали мне только самого лучшего.

Мать снова хмыкнула. В комнате воцарилось молчание.

Мать заговорила первой:

— Итак, ты собираешься жить на окраине с этими неотесанными людьми, где полно безработных и криминала?

— Они очень добры ко мне, они дали мне крышу над головой. Мама, мы столько лет не общались. Я живу по-своему и уверена, у тебя тоже свой образ жизни. Вы ничего не хотели знать о моей жизни, поэтому я не хочу докучать тебе разговорами о себе. Но, возможно, теперь я смогу хотя бы навещать вас, и скажи мне, отец захочет видеть меня?