Мейв Бинчи - Холодный зной

— О, ты можешь даже не думать об этом. Никто из нас не рад этому, и тебе это известно.

— Мне очень неприятно думать об этом. Я пыталась сблизиться с каждым из вас, писала письмо за письмом. Я ведь совсем ничего не знаю о своих шести племянницах и пяти племянниках. Я бы хотела, чтобы они тоже узнали, что я вернулась домой.

— Ну зато они не захотят иметь с тобой ничего общего. Или ты считаешь, что можешь вот так просто вернуться домой и вести себя так, как будто ничего не произошло? Ты для них посторонний человек. Посмотри на свою подругу Бренду, как многого она добилась в жизни. Любая мать гордилась бы такой дочерью.

— Но у тебя есть Хелен и Рита.

На этот раз последовало слабое фырканье, означающее, что они не вполне устраивают ее.

— Кстати, мама, мы могли бы иногда вместе обедать или ходить в город, чтобы попить чаю. И все-таки я хочу знать, могу ли я навестить отца?

Наступила тишина. На мать свалилось слишком много всего. Синьора не оставила своего адреса. Ее сестры все равно не поедут к ней. Она не чувствовала обиды. Перед ней сидела не та женщина, которая любила бы ее, беспокоилась бы о ней и волновалась за нее все эти годы.

Она поднялась, собираясь уходить.

— О, ты очень высокая и полна сил. Но ты уже не молода, так что не думай, что какой-нибудь мужчина в Дублине возьмет тебя в жены после всех твоих похождений.

— Нет, мама, я не строю планов на семейную жизнь. Я напишу тебе небольшое письмо или заеду повидаться через несколько недель.

— Недель?

— Да, и, может быть, привезу торт или вишневый пирог, и мы попьем чаю. Увидимся. И передай от меня самые теплые пожелания Хелен и Рите. Скажи, что я им тоже напишу.

Она ушла, не дав матери опомниться. Синьора знала, что она уже звонит кому-то из своих дочерей. Ничего более драматичного не случалось с ними за эти годы.

Ей не было грустно. Все эти чувства остались в прошлом. Главная задача сейчас — сохранить душевное спокойствие, внутреннюю силу и найти способ зарабатывать на жизнь. Она ни в коем случае не должна зависеть от семьи Салливан, несмотря на то что к ней очень хорошо там относятся. Она не должна становиться бременем для Бренды и Патрика и не может полностью надеяться на бутики, так как нет никаких гарантий, что они продадут изделия, которые она предлагает.

Ей надо попытаться устроиться куда-нибудь преподавать. Не важно, что у нее нет диплома, главное, она может преподавать итальянский для начинающих. Ведь когда-то она учила его для себя? А что, если поговорить с тем человеком, о котором рассказывал Тони О’Брайен. Он сказал, что мистер Дьюн просто бредит Италией… Возможно, он знает каких-то людей, которые ведут уроки итальянского. Даже если там мало платят, не важно, она была бы так рада снова разговаривать на этом красивом языке. Да-да, его имя мистер Эйдан Дьюн. Она ничего не потеряет, если просто спросит, а если он любит Италию, значит, он уже с ней заодно.

Она села в автобус, ехавший в школу. Как же сильно отличаются здешние места от ее Vista del Monte, где уже повсюду распустились летние цветы.

Школьный двор был залит асфальтом, под навесом беспорядочно разбросаны велосипеды, везде мусор, а само здание нуждается в ремонте. Почему у них такая неухоженная территория?

Синьора знала, что таким организациям обычно выделяется мало денег. Неудивительно, что учащиеся, как, например, Джерри Салливан, не испытывали гордости за свою школу.

— Он в учительской, — ответили ей дети, когда она спросила, как найти мистера Дьюна.

Синьора постучалась в дверь, и мужской голос пригласил ее войти. У него были редкие волосы и беспокойные глаза. Он был в рубашке, его пиджак висел на спинке стула. Было время ленча, учителя, видимо, вышли, и мистер Дьюн смотрелся так, будто охраняет форт. Почему-то он представлялся ей пожилым, но он оказался одного с ней возраста или даже моложе.

— Я пришла поговорить с вами по поводу итальянского языка, мистер Дьюн.

— Вы знаете, я думал, что однажды кто-то постучится в дверь и скажет мне именно это, — ответил он.

Они улыбнулись друг другу, и стало понятно, что они найдут общий язык. Они сидели в большой захламленной учительской, окна которой выходили на горы, и разговаривали, как будто знали друг друга всю жизнь. Эйдан Дьюн объяснил, что проводить вечерние уроки итальянского было его давней мечтой. Но сколько бы он ни разговаривал с представителями фонда, они постоянно отвечали, что не могут оплатить квалифицированного педагога. Новый председатель фонда обещал выделить небольшую сумму, но еще нужно было найти место и подготовить классы. Эйдан Дьюн сказал, что потерял всякую надежду, но сейчас его планы, возможно, осуществятся.

Синьора рассказала о своей долгой жизни на Сицилии, что она могла бы обучать не только языку, но и рассказывать об итальянской культуре. Они могли бы проводить уроки, посвященные художникам, скульпторам, а потом перейти к итальянской музыке, опере. А еще столько интересного можно рассказать о винах и еде, о растущих там фруктах и овощах. В действительности, так много всего, о чем можно поговорить.

Ее глаза светились, и она выглядела моложе высокого человека, вставшего, чтобы проводить ее. В коридоре послышался шум голосов, означающий, что время ленча подходит к концу. Скоро придут другие учителя, и им придется заканчивать их потрясающую беседу.

Казалось, она тоже поняла это без слов.

— Я слишком много времени отняла у вас, вам нужно работать. Но как вы думаете, мы могли бы снова поговорить?

— Уроки заканчиваются в четыре часа. Сейчас я говорю так, как обычно говорят школьники, — сказал Эйдан.

Она улыбнулась ему:

— Должно быть, так прекрасно работать в школе, вы всегда остаетесь молодым.

— Я хотел бы, чтобы так было, — сказал Эйдан.

— Когда я преподавала английский на Сицилии, я смотрела на их лица, и мне казалось, что они не понимают чего-то, но со временем они узнавали все больше и больше нового. Это приносило такое удовлетворение.

Сейчас этот человек, снова надевший пиджак и отправлявшийся в класс, открыто восхищался ею. А Синьона не могла вспомнить, когда чувствовала такой подъем. В Аннунциата ее уважали, но как-то по-своему. И конечно же Марио любил ее. В этом не было сомнений, он любил ее всем сердцем, но никогда не восхищался ею. Он приходил к ней в темноте, прижимался к ней, рассказывал о своих горестях, но в его глазах не было восхищения.

Синьоре было приятно, что она понравилась этому мужчине.

— Могу я подождать вас около школы? — спросила она. — Мы бы могли подробнее все обсудить.

— Я бы не хотел задерживать вас, — начал он.

— У меня все равно нет никаких дел.

— Может быть, вы лучше посидите у нас в библиотеке? — спросил он.