Барбара Делински - Наслаждение и боль

Джорди затряс было головой, но Аманда крепко взяла его за подбородок.

— Да, — твердо прошептала она. — Квинн оказался трусом. Но ты — ты не трус, Джорди. Так докажи им это! Я прошу тебя, слышишь? Покажи им!

В глазах у него вспыхнула злость. Он приоткрыл рот, словно собираясь спорить. Но с губ его сорвался только тяжелый вздох. Потом он не то чтобы кивнул… но пальцы Аманды уловили какое-то слабое движение, которое, пусть и с некоторой натяжкой, можно было принять за согласие. А потом он прямо посмотрел ей в глаза — в первый раз за все это время.

— Иди, — тихо сказала Аманда. — А я — за тобой.

Она заметила прямо под Джорди темный силуэт спасателя и догадалась, что тот нарочно держится поближе, чтобы помешать мальчику спрыгнуть вниз или упасть. Так, двигаясь синхронно, они спустились на одну ступеньку вниз, потом еще на одну. И очень скоро оба растворились в темноте внизу. Аманда только успела представить себе, как они все вместе выйдут из леса, как услышала грохот камней и содрогание старой башни. Только на этот раз все оказалось куда страшнее, чем прежде.

Все произошло так быстро, что Аманда даже не успела толком испугаться. Какой-то миг — и она уже летит куда-то вперед и вбок. Перед глазами ее вспыхнуло яркое видение — Грэхем, стоя на коленях возле ее разбитого, искалеченного тела, плачет, зная, что она умирает…

Но она не умерла. С гулко бьющимся сердцем Аманда мертвой хваткой вцепилась в огромный камень и с облегчением почувствовала, что он держится крепко. Снизу до нее доносился гул голосов. Прошло не меньше минуты, прежде чем она овладела собой настолько, чтобы вспомнить о Джорди. Внизу под ней суетливо метались желтые пятна света, чем-то смахивающие на обезумевших светлячков. Лестницу она не видела.

— Как он там? — крикнула она, свесив голову вниз.

— Нормально. — Голос явно принадлежал Грэхему. Только слышался почему-то намного ближе, чем ему полагалось быть.

— Грэй! — завопила она. — Ты где?

— На лестнице, где же еще? Прямо под тобой, малыш. Ты ранена?

— Нет, — с облегчением выдохнула Аманда. — Просто испугалась очень.

— Понятно. А теперь слушай меня внимательно. Тебе нужно разжать руки и соскользнуть вниз. Я тебя поймаю.

— Страшно. Камни какие-то… не слишком надежные.

Теперь его голос слышался намного ближе, чем в первый раз.

— Выбора у нас нет. — Повернувшись, Грэхем оглушительно завопил, обращаясь к кому-то внизу: — Посветите сюда, чтобы я мог ее увидеть! — Потом, снова обернувшись к жене, очень мягко добавил: — Теперь давай, малыш. Только осторожно. Вот так.

Отчаянно желая как можно скорее оказаться там же, где он, потому что там наверняка было безопаснее, чем на краю старой башни, Аманда изо всех сил старалась не смотреть вниз — только на свои руки, ставшие от страха омерзительно липкими и холодными.

— Спускайся, только осторожно, — услышала она голос Грэхема, причем на этот раз так близко, что едва не зарыдала от облегчения. — Давай, Аманда…

Вдруг она почувствовала, как он, взяв ее за щиколотку, осторожно ставит ее ногу на ступеньку.

— Вот так… хорошо. Теперь вторую. Сейчас я поставлю ее на верхнюю ступеньку. Наклонись вперед, дорогая. А теперь осторожно перекинь ногу через перекладину. Осторожнее, не торопись… Вот так! Умница!

Она послушно делала, что он говорил, благодарная, что нашелся кто-то, кто будет решать, что делать. Трясясь всем телом, Аманда тихонько скулила, как испуганный щенок, — от усталости, от нахлынувшей вдруг слабости и, конечно, от страха. Но теперь ей было страшно даже не столько за себя, сколько за Грэхема. Когда обе ее ноги уже стояли на ступеньке, он помог ей спуститься еще на одну, потом еще — до тех пор, пока они оба не оказались на одной ступеньке. Только почувствовав, как его сильное тело прижалось к ней, Аманда смогла заставить себя выпустить из рук край башни и уцепиться за лестницу.

Грэхем крепко прижался к ней, уткнувшись носом в ее волосы, и долго держал ее так, давая ей успокоиться. Его горячее дыхание обжигало ей щеку.

— Ш-ш… не надо плакать, Мэнди. А теперь давай спускаться, хорошо?

Стараясь как-нибудь ненароком не задеть край башни, чтобы снова не вызвать обвал, они двигались очень медленно и осторожно, повернувшись лицом к старой каменной кладке и цепляясь обеими руками за перила лестницы. Чуть ниже лестница стала шире, потом еще шире, но Аманда не видела, не слышала и не замечала ничего, кроме голоса мужа. Она даже не старалась разобрать, что именно он говорит, — ей достаточно было просто слышать его голос. Но это давало ей силы механически переставлять ноги до тех пор, пока Грэхем, спрыгнув на землю, не подхватил ее на руки. Он перенес ее на полянку, подальше от старой башни, и ее тут же плотным кольцом окружили все, кто ждал их внизу. А Грэхем, усевшись прямо на мокрую от дождя землю, бережно баюкал жену, как ребенка. Руки у него тряслись.

Аманда висела у него на руках, как тряпичная кукла. Она была так измучена, что не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. На дождь им было глубоко наплевать, поскольку оба они уже успели промокнуть до нитки. Глубокое спокойствие вдруг охватило ее. Слова были не нужны.

Спустя какое-то время до ее сознания дошел голос Расса — он подошел сказать, что Джорди в самом конце спуска ухитрился сломать ногу, но в остальном с ним все нормально. Слава богу, худшее осталось позади. Еще через несколько минут он снова подошел — сказать, что мальчика положили на носилки и несут домой. И потом еще раз — узнать, не нужна ли помощь Аманде с Грэхемом.

Грэхем помог Аманде подняться. Нет, сказал он, помощь им не нужна. С ними все в порядке.

«В порядке» — самое что ни на есть подходящее слово, подумала Аманда. Действительно, Джорди в безопасности, трагедию на этот раз удалось предотвратить. Теперь ей известно, кто искромсал любимую картину Гретхен и почему. И хотя Аманде по-прежнему было невдомек, кто же является отцом ее ребенка, теперь, по крайней мере, она точно знала, кто никак не мог им быть. Это Грэхем. Прижавшись к нему, она была убеждена, что это невозможно.

Но пока они пробирались через лес, она почувствовала и другое — что их обоих с прежней силой тянет друг к другу. Волшебство вернулось — вернулось опять, несмотря ни на что: на лабораторию, где она чувствовала себя подопытным кроликом, на бесконечные тесты и анализы, на лекарства, от которых ее мутило. Аманда чувствовала его во всем — в бешеном биении ее сердца, в трепете, охватившем все ее существо и о котором она уже успела забыть, в том, как он смотрел на нее. Это было похоже на волшебный сон — то, как они вдвоем шли по лесу под дождем, и ее согревало тепло его тела, ставшее частью ее самой.