Ребекка Кристиансен - Однажды в Париже

— И что будем делать? — спрашивает Леви.

— Найдем отель, я думаю. А потом насладимся нашим первым днем здесь.

Найдем отель. Эти два слова, которые описывают действие, кажущееся невероятно простым, особенно в таком туристическом городе как Париж. Это так, найти отели легко. Но найти приличные отели с пустыми местами во время летних отпусков? Это уже совсем другая история.

Не откладывая, мы исследуем этот район на наличие отелей. Вскоре становится очевидным, что свободных номеров здесь нет. Хотя нет, можно найти парочку, но за одну ночь в них нужно будет отдать целое состояние. Вес чемодана начинает меня тяготить. Каждая цветочная клумба, мимо которой мы проходим, уже кажется идеальным местом для сна. Леви хочет продолжать блуждать, но я настаиваю сделать что-то разумное: найти информационный центр для туристов. Я так устала, а тротуар выглядит таким удобным…

Мы направляемся в небольшой отель в тринадцатом округе, недалеко от центра города, под названием «Хотэльтастик». Я насколько я устала, что даже идиотское название на старой вывеске не отпугивает меня. Декор в стиле семидесятых годов прошлого века, всё выглядит страшнее, чем ретро. Лифт шаткий и ненадежный, а погнутый ключ едва входит в дверной замок. Я бросаю на Леви «я-же-тебе-говорила» взгляд, но брат этого не замечает.

Даже не рассмотрев номер, я валюсь на первую попавшуюся кровать и мгновенно засыпаю.

Я проснулась с чувством, что я не на своем месте. Я лежу на слишком накрахмаленном, и от этого хрустящем покрывале, в оклеенной полосатыми обоями комнате, наполненной странным оранжевым светом. Телевизор включен и оттуда доносятся французские слова.

Я вспоминаю, где нахожусь.

Я слишком быстро сажусь. Кровь резко приливает к голове.

Леви сидит на соседней кровати, вытянув волосатые ноги и уставившись в телевизор. В эфире «American Idol». Стоп. Я так понимаю - «French Idol»? Безвкусный логотип программы вращается по экрану. «Le Big Star!» («Большая звезда»)

— Который час? — спрашиваю я, потирая глаза. Внутри у меня какое–то непонятное ощущение от того, что я не понимаю, нужно мне сейчас подниматься и позавтракать или же оставаться на месте и поужинать.

— Семь, — отвечает Леви. — Вечера.

Я зеваю и потягиваюсь. В животе урчит от голода.

— Я умираю от голода, — говорю я.

— Я тоже. Ты спала целую вечность.

— Ты должен был разбудить меня.

Он пожимает плечами.

Я иду в ванную и смотрю в зеркало на свое отекшее ото сна лицо. Я подставляю руки под воду и делаю глоток. У воды какой-то странный земляной вкус. Края плиток в ванной в сколах, а порог между ванной и комнатой слегка приподнят. Я чуть не ударилась об него пальцами ног. Ковер в комнате стоптан и изношен. И, господи, может ли солнце светить чуть-чуть ярче?

Я двигаюсь по комнате к шторам, когда внезапно мне что-то бросается в глаза. Окно выходит на самый крошечный балкон, который я когда-либо видела. Это всего пятнадцать сантиметров бетонной поверхности между подоконником и перилами с чугунными завитушками. Я открываю окно. Воздух, пронизанный солнечным светом, теплый, но слегка сдобрен прохладным ветерком.

Мои ноги едва касаются балкона так, как я взгромождаюсь на подоконник. Мы на втором этаже, и с узкой улочкой внизу нас разделяет примерно четыре с половиной метра. Небольшая группа женщин средних лет, хихикая, входит в отель. Они, должно быть, выпили слишком много шампанского за ужином. Мотоциклы и скутеры теснятся на парковочных местах. Здания вдоль улицы располагаются безо всякой логики. Рядом с жилым домом, около еще меньшего по размерам ангара, находится маленький гараж, за ними кучка небольших домиков, а еще дальше - несколько рядов многоквартирных домов. Аллеи и крошечные дорожки располагаются около каждого дома, но, в основном, я вижу только крыши. Некоторые ниже, другие чуть выше, но все они находятся так близко друг к другу, что можно спокойно прыгать с одной крыши на другую. Все они из разных материалов: терракота, оловянных листов, деревянной черепицы, что создает мозаику из текстур. И все это купается в солнечном свете.

— Эй, Леви, — говорю я, крича в комнату, в которой слышится какой-то дурацкий французский джингл 2. — У нас довольно приятный вид из окна.

Он переминается с ноги на ногу, стоя позади меня:

— Ага.

— Садись.

— Здесь мало места.

Я двигаюсь.

Леви очень медленно ступает на балкон. Он просовывает ноги в окно и, как краб, заползает на подоконник. Он занимает столько места, что меня весьма болезненно прижимает к оконной раме. Его ноги слишком большие, чтобы опереться на крошечный балкон, так что, он просовывает их через перила. Когда он стал таким крупным? Я вспоминаю события прошлых лет и вижу его маленькие, шлепающие по бассейну ноги, время от времени, пинающие мои во время очередного игрового поединка. Теперь его ноги больше моих почти в два раза. А еще они волосатые, как у хоббита.

Он крутит головой по сторонам, будто хочет перейти дорогу.

— Раньше я никогда не останавливался в номере с балконом. Это круто.

— Ага. Когда мы вернемся в Портленд, тебе нужно будет навестить родителей Джоша на Рождество. У них был отель с балконом, выходящим на бассейн. Помнишь?

Он моргает.

— Я не ездил в Портленд.

— Ты ездил. Мы все там были.

— Нет, Кейра. Ты - идиотка, — вырывается у него. — Я остался дома, и бабушка присматривала за мной. Боже, у тебя самая ужасная память на всем белом свете.

О, мой бог, он прав. Это было около двух лет назад, и это был первый раз, когда мы праздновали Рождество вне дома. Джош умолял Леви поехать с нами, но тот отказался. Брат остался дома вместе с бабушкой, которая присматривала за ним, когда могла. Он должен был поехать в гости к бабушке и дедушке на Рождество, но когда мы вернулись на следующий день, то застали его играющим в Xbox в подвале, а рядом с ним стояла огромная миска сырных шариков. Оранжевые крошки были повсюду, особенно много их было на футболке Леви. Бабушка сказала маме, что Леви отказался ехать к ним и есть вместе с ней и дедушкой Рождественский ужин, и она провела несколько часов в попытках переубедить его.

Он провел Рождество в одиночку.

— Эм… Что ты делал в то Рождество, когда мы уехали? — спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

— Смотрел домашние видео.

Я представляю его, сидящим в темном подвале, смотрящем кадры с нами, и его грязная шевелюра вырисовываются на фоне телевизора. Это самая одинокая вещь, которую я только могу себе представить.

— Серьезно?

— Ага. Там была куча ужасных сцен, когда ты пела песни дурацкой мальчишечьей группы, которая тебе так нравилась.

— «To the Starz»? — я смеюсь. — Помнишь, как ты постоянно вставлял «пу» и «бам» в слова?