Ребекка Кристиансен - Однажды в Париже

— Разве это не прекрасно? — шепчу я Леви и вдыхаю речной воздух.

Он ничего не отвечает. Я хочу посмотреть на него, понять, что он думает, но это может разрушить волшебство. Его рука, такая широкая и мясистая, с удивительно маленькими ногтями, лежит на перилах рядом с моей. Его ладони расслаблены, в то время как мои, то и дело, сжимаются.

— Так, когда горгульи оживают и начинают петь? — наконец спрашивает брат. Губы растягиваются в подобии тонкой улыбки.

— Я думаю, Дисней добавил немного фантазии, — говорю я, смеясь.

— Немного?

— Ладно. Кучу всего.

— Ты знала, что в книге Эсмеральду убили, а Квазимодо ( прим. из романа Викто́ра Гюго «Собор Парижской Богоматери» ) лежал около ее тела, пока не умер от голода?

— Как ты узнал об этом? Ты читал книгу?

Я никогда не читала этой книги. Я всегда хотела, но боялась приступать к ней. Леви, читающий французскую литературу? Я представляю, как он свернулся в своей спальне в подвале, читая книгу, и эта картина заставляет меня улыбнуться. Может быть, нам стоит заказать тематическую экскурсию, посвященную Виктору Гюго или что-то в этом роде?

— Нет, — бормочет он в ответ, снова нахмурившись. — Я просто прочитал обзор в Википедии.

Оу.

— Мы здесь остановимся? — спрашивает меня Леви через некоторое время.

Я смотрю через плечо. Он показывает на вывеску в стиле сэндвича прямо через улицу. Это тот самый дом из белого камня, который я так долго высматривала в Интернете.

— Да, — выдыхаю я, наконец, отворачиваясь от Нотр-Дама. Я запрокидываю голову, чтобы увидеть окна верхнего этажа. Если мы останемся там, то у меня будет еще лучший вид на башни и шпили собора, да и на весь правый берег Парижа.

Мы вновь переходим дорогу. Вес моего чемодана просто ужасен, теперь я понимаю, что упаковала слишком много вещей. Может, мы сможем выбрать самое необходимое, отправить все остальное домой и купить парочку рюкзаков, прямо как у тех туристов, которые стоят прямо перед нами.

Прямо с порога я ощущаю запах невынесенного горшка. Он слабый, но я его чувствую, особенно, когда смотрю на блаженные улыбки двух парней, сидящих в креслах в вестибюле и читающих художественные книги.

Леви тоже чувствует этот запах. Его тело напрягается:

— Кейра, мы не можем остаться здесь.

Туристы перед нами благодарят мужчину за прилавком и направляются к лестнице.

— О чем ты вообще? — шепчу я.

— Здесь грязно. — Его руки сжимаются в кулаки. — Я чувствую это.

— Я посмотрела фотографии комнат в Интернете, Леви. Все нормально.

— Как ты можешь судить по фотографиям? Я не останусь здесь.

Парень с хвостиком оборачивается к нам и улыбается.

— Bonjour! ( прим. Добрый день ), — говорю я на французском, широко улыбаясь. — Je m’appelle Keira Braidwood, j’ai une reservation pour deux? ( прим. Меня зовут Кейра Брэдвуд, я резервировала комнату на двоих ).

— Ah, oui ( прим. О, да ), — говорит парень, листая огромную книгу, лежащую прямо перед ним. — Вы остановитесь в Версальской комнате. Это наверху.

Версальская комната. Что бы это могло значить? Будто сама Мария–Антуанетта наблюдает за нами.

— Ты слышал это, Леви? Версальская комната!

Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на брата, но он ушел. Его чемодан остался стоять в одиночестве рядом со мной.

— Леви? — Я оборачиваюсь к парню с хвостиком. — Вы видели, куда он ушел?

Парень пожимает плечами. Будто ничего страшного не произошло.

— Excusez–moi ( прим. Извините ), — говорю я, хватая оба чемодана, и мчусь за дверь.

Леви стоит снаружи, лицом к Сене, неподалеку от немецких туристов, сверяющихся с картой. Руки, сжатые в кулаки, прижаты к груди, и напоминают маленькие птичьи крылышки.

— Леви, что случилось?

— Я не хочу там оставаться, — хмурится он в ответ.

Я смотрю через окно на Версальскую комнату. Я воображаю себе комнату с высокими потолками, наполненную ослепительным светом, который проникает сквозь огромные окна, чуть ли не во всю стену. Потолок с позолотой, украшенный кровельный материал. Пару дорогих портретов. Но все, что я вижу - это белый фасад с обычными стеклами, через которые виден обычный белый потолок.

— Почему нет? — вздыхаю я.

— Грязно.

— И это все?

— Я не хочу с ними разговаривать, — отвечает Леви, уставившись на туристов в нескольких футах от него. — Почему мы не можем остаться в обычной гостинице? Где только мы?

— Так намного дороже, Леви, — говорю я, думая о счете в банке, тех числах в Интернет-браузере, которые управляют моей жизнью.

— Давай найдем дешевый отель. Пожалуйста!

— Дешевый отель может оказаться хуже, чем хороший хостел. И чем больше денег я потрачу на отель, то тем меньше денег нам останется для каких-то по-настоящему крутых вещей.

Леви пожимает плечами. Его глаза обшаривают улицу, а затем останавливаются на высоком шпиле Собора Парижской Богоматери.

— Почему мы обязательно должны что-то делать? — наконец спрашивает он. — Разве мы не можем просто наслаждаться нашим пребыванием здесь?

Я снова сглатываю. Он прав, конечно; мы в Париже и все, чем бы мы здесь ни занимались, априори будет необыкновенным. Но я не хочу потратить все деньги на проживание, чтобы потом не иметь возможности съездить куда-нибудь загород. Я внезапно снова представляю воображаемых Жака и Селену. Скорее всего, они добрались до конечного пункта - дома родственника или красивого отеля. Они уже, наверно, приняли душ и теперь устраиваются, чтобы немного подремать. У них, несомненно, есть деньги, чтобы отправится в Амстердам или Италию без всяких проблем. Они выглядели так, будто пахнут деньгами и безграничными возможностями. Черт, даже реальные Жак и Селена выглядят точно также. Родители Жака отправили его в путешествие на целый год, а загар Селены едва успел исчезнуть прежде, чем она снова отправилась на Гавайи или Белиз. Им не нужно беспокоиться ни о чем, в то время как я растягиваю свои жалкие пенни, заработанные в «Сэйфвэй». Проклятье, почему жизнь так несправедлива?

Я кусаю губу и заставляю себя поверить, что все в порядке. Все в порядке. Это Париж. Одно пребывание здесь заставляет меня светиться изнутри, и это не изменилось бы, даже если бы я спала под мостом Александра Третьего. Окей, сделаем так, как хочет Леви. Избегание вспышек гнева - вот задача первостепенной важности.

— Хорошо, — говорю я дрожащим голосом и делаю глубокий вдох. — Хорошо, ты прав.

Еще несколько минут мы просто стоим там. Я слышу обрывки разговоров на французском, английском, немецком и японском языках. Парочка усаживается на мопед «Веспа», девушка вскрикивает и придерживает свою юбку, когда та взлетает выше колен. Облака заслоняют солнце на пару минут, и мы погружаемся в прохладную тень. Вскоре в облаках образуется просвет, лучи солнца падают прямо на башни Нотр-Дама, и это зрелище настолько прекрасно, что перехватывает дыхание.