Ребекка Кристиансен - Однажды в Париже

— Ты действительно так думаешь, Марта? — вслух размышляет ее собеседник. — Если ты полагаешь, что это красиво, то, что же ты скажешь завтра, когда увидишь Версэйль?

Я готова убить эту парочку за их ужасное произношение. Пора вводить тест по французскому, чтобы доказать, что ты заслуживаешь поездки.

После того, как мы забираем наш багаж, я чувствую, как волна усталости накатывает на меня. Для моего организма сейчас середина ночи, но здесь только девять часов утра, так что мне надо держаться. По крайней мере, до послеобеденного отдыха. А пока мы входим в большой и шумный вокзал.

— Ну что? — спрашивает меня Леви, разглядывая стеклянный потолок. — Куда теперь?

— В хостел, чтобы оставить там вещи. Он в cinquième arrondissement (прим. пятый округ (фр.) .

— Что?

— Пятый arrondissement ( прим. округ ), — повторяю я. — «Аrrondissement» можно понимать как округление, ну или округ. Различные районы области и районы Парижа называются arrondissements. Всего их двадцать.

— Почему ты просто не сказала, что это находится в пятой области? — ворчит Леви.

— Потому что это - arrondissement!

— Боже, как же ты меня раздражаешь!

— И это я раздражаю?

Брат смотрит на меня.

— Ты пытаешься вести себя так, как если ты была бы француженкой. Будто тебя это делает лучше или что–то в этом роде. Но знаешь что? Мне наплевать. Черт, просто будь нормальной.

Мои щеки пылают. Так как я очень не хочу, чтобы это было так. Возможно, я действительно иногда вставляю французские словечки, когда они совершенно не нужны. Боже, какой идиоткой я, наверно, выгляжу, когда говорю «bon matin» ( прим. доброе утро (фр.) ) по утрам или кричу «bonne nuit» ( прим. доброй ночи (фр.) ) прежде, чем лечь в кровать. Мне просто нравится, как произносятся эти фразы. И то, как звучит мой голос, когда я их говорю. За исключением первого дня выпускного класса, когда я добровольно согласилась проводить Жака в его класс и сказала «bienvenue à notre école» ( прим. добро пожаловать в нашу школу (фр.) ), и до того, как я точно выучила, как произносить это с акцентом. Боже, все еще слишком больно вспоминать его смех.

Леви прав насчет одного: ему действительно наплевать. С Леви меня ничего не волнует. С Жаком я постоянно вела себя наигранно. Он бы поднял брови, если бы увидел, что я ем хот-дог за ланчем. И на следующий день я бы уже жевала салат. Я бы лучше голодала, чем увидеть его презрительный взгляд, обращенный на меня. Теперь я могу расслабиться, просто быть собой. Мне не нужно постоянно стараться впечатлить кого–то. «Слишком толстая». Пошел он.

Мне интересно, проходит ли через все это Селена? В любом случае, добро пожаловать!

Я заканчиваю с размышлениями и спускаюсь с Леви к станции метро. Мы подходим к гигантской карте метро, и мое сердце начинает странно биться. Разноцветные линии вьются по всей карте, и я горда собой, что распознаю во всем этом очертания города. Я могла бы стоять здесь годами, просто читая названия всех станций и представляя, что на этих станциях может располагаться: Катр-Септамбр, Шато д'О и довольно странная станция Франклин Д. Рузвельт. Леви как раз тыкает в нее пальцем.

— Странная станция, — говорит он. — Нам надо там побывать. Поехали прямо сейчас.

— Сначала нам нужно найти хостел. Это… — Я вытаскиваю карту Парижа и нахожу отмеченный мной адрес. — Я думаю, что ближайшая к нему станция метро - Жюссьё. Ведь так?

— Какого черта ты спрашиваешь это у меня?

Метро не такое переполненное, как я это себе представляла, но все равно оно достаточно плотно заполнено парижанами. Ну да, это же очевидно. Но это не те парижане, шагнувшие с произведений искусства или из фильмов в полосатых рубашках и беретах. Это деловые люди. Мы видим студентов в наушниках, сжимающих в руках свои учебники, думающих о вечном и кусающих внутреннюю сторону щеки. Взволнованных, но безупречных мам со своими маленькими детьми.

Мы ступаем в утренний солнечный свет в Жюссьё - огромном сквере напротив университета.

«Университет Пьера и Мари Кюри» – читаю я указатель.

— О, боже, хотелось бы мне ходить в этот колледж.

Я могу представить саму себя, быстро идущую по кампусу, беспокоящуюся о парах и планирующую свою обычную парижскую жизнь. Я была бы образованным студентом - ходила бы в художественные музеи и на дегустации вин по выходным, а не была бы одной из активисток, поддерживающих «Тигров».

— Ни в коем случае, — говорит Леви.

— Почему нет?

— Это глупо. — Он двигается позади меня, когда я направляюсь к ближайшему пешеходному переходу. Я иду к Сене. Я знаю только то, где она находится.

— Если мне здесь нравится, то почему я не могу здесь учиться?

Леви ничего не отвечает, пока мы тащим чемоданы сквозь огромную толпу людей. Когда мы снова можем идти рядом, он говорит:

— Все будут смеяться над тобой, потому что ты - американка.

На мгновение гнев вспыхивает во мне, прежде чем я понимаю, что, возможно, Леви говорит это из–за того, что будет скучать по мне. Я вспоминаю доктора «Мусорное Ведро», - я имею в виду доктора Пирсона, - который говорил, что Леви нужно тренировать его коммуникативные навыки, и теперь я понимаю, что он хотел сказать. Гнев, оскорбления и снисходительность - не так ты должен говорить человеку, что он тебе дорог. А еще не нужно бить сестру об каминную полку во время ее выпускного вечера.

Мы идем по улице, как я полагаю, в правильном направлении. Я запомнила наизусть все карты, практически проглотила их целиком. Я интуитивно знаю, что здесь нужно перейти улицу, а затем повернуть направо. Мы находимся на улице, которая граничит с Сеной. Городские островки находятся прямо здесь - Остров Сен-Луи с его красивыми смешными старыми жилыми зданиями и Остров Сите, место зарождения Парижа. Шпили и башня Собора Парижской Богоматери (Нотр–Да́м де Пари́), видимые даже над верхушками деревьев, окаймляющих улицу, достают практически до неба.

Сама река тоже находится прямо здесь, там, где развеяли прах Жанны Д’Арк. Я так мечтала, чтобы эта река спасла Жанну Д’Арк - вода была бы менее жестокой, чем огонь.

— Пошли, — говорю я брату, тянущему за собой чемодан. — Я хочу увидеть ее ближе. Мне нужно рассмотреть все детали.

— Кейра…

Я спешу к ближайшему пешеходному переходу. Колесики моего чемодана застревают в трещине на тротуаре, и такое резкое движение чуть не отрывает мне руку. Но мне все равно. Я продолжаю тянуть его за собой.

Добираюсь до тротуара и прижимаюсь к перилам. Ветерок, дующий с реки, окутывает меня прохладой, целует мое лицо, играет с волосами. Вот он. Собор Парижской Богоматери. Каменное здание возвышается над ландшафтом. Башни смотрят в сторону от нас, так что все, что я вижу - это аркадные контрфорсы, крыша и невероятно высокий шпиль. Тяжело поверить в нечто столь же прекрасное и столь же долговечное, чем это здание, которое было построено человеческими руками много веков назад. Я вспоминаю наш дом, которому всего двадцать лет и его хлипкую, уже крошащуюся облицовку. Мир сейчас совершенно другой.