Олли Вингет - #После Огня

«Путь Лекаря – есть путь отречения от людского бытия. Лекарь не имеет дома и земли, он не молится в Роще, не просит милости у государя. Лекарь стремится быть там, где нужны свет и сила, напитавшие его в избытке в святых местах».

За дверью послышались шаги. Бабушка быстро ковыляла по коридору. Мимо своей комнаты и общего зала, мимо одиночной палаты и закутка Юли, мимо тяжелых больных и новичков она шла к двери. За окном выл ветер, бросая песок и золу в ставни лазарета.

Юли выбралась из-под одеяла и вскочила, чувствуя, как приятно холодит пол ее разгоряченные ступни. На ней была длинная рубаха, в которую обрядила ее Фета, когда она еще не пришла в себя. Подойдя на цыпочках к двери, девушка осторожно выглянула в коридор.

Фета стояла у самого выхода, прислонившись лбом к стене. Юли прислушалась. Бабушка что-то шептала, мерно покачиваясь.

Медальон на груди призывно задрожал. Юли дотронулась до него пальцем и почувствовала, как деревянная пластина нагревается от ее прикосновения. Жар разбегался широкими кругами от груди по всему телу, как расходятся по воде круги от брошенного в нее камня. Лицо девушки пылало. Она, словно в забытьи, принялась покачиваться из стороны в сторону, подражая движениям Феты.

– Дай мне знак, поющий, – шептала старуха. – Дай мне знак, как поступить. Ты проклял меня видеть смерть, но не умирать. Ты вручил мне последнее знание, так дай же знак! Помоги выбрать, поющий!

Бабушка медленно опустилась на колени, пряча лицо в плотно сомкнутых ладонях.

– Я не могу дать волю силам, что живут во мне, без твоего согласия! Дай мне знак, поющий! – Шепот перерос в рычание.

Фета застыла, словно ждала ответа. И ветер, бушующий снаружи, ответил ей. Одним мощным порывом он распахнул тяжелую дверь. Бабушка быстро поднялась. Она всматривалась во что-то на улице.

Юли, забывая, как дышать, сделала пару шагов по коридору, желая увидеть то же, что видит Фета. Но за порогом шумела пыльная буря. Ветер разносил по улицам все, что сумел принести из-за гор. Песок медленно оседал на дома, меняя привычный облик Города. Снаружи не было ничего, похожего на знак.

Но Фета, вытянувшись в струнку, разглядела что-то. Она, не оборачиваясь, шагнула за порог. Ветер плотоядно заурчал, поглощая жертву.

Юли ринулась по коридору к выходу в надежде успеть схватить бабушку за рукав, затащить ее обратно. Но за порогом ее уже не было, не было ее и на крыльце, двор тоже оставался пустым.

И только когда она всмотрелась вдаль, Юли показалось, что за поворотом дороги, в серо-желтом завихрении бури мелькнула высокая фигура женщины в дорогом изумрудном платье.

Девушка растерянно моргнула, и женщина растаяла в пыльной пелене. Ветер уже успел нанести за порог целую кучу серого песка. Юли медленно потянула тяжелую дверь на себя. За ее спиной кто-то надсадно кашлянул. Раз, другой. Из соседней палаты ему ответили судорожными хрипами. Все снова утихло.

Одурманенные травяной настойкой, больные мирно спали в своих кроватях, не подозревая, что лазарет отрезан от всего города разбушевавшимся ветром. Юли потопталась у дверей, надеясь услышать шаги возвращающейся Феты, и побрела по коридору, радуясь, что все обитатели лечебницы успокоены драгоценным отваром и видят сейчас мирные сны.

Проходя мимо плотно запертой двери одиночной палаты, Юли вздрогнула, вспомнив, что травяная настойка могла усыпить всех, кроме Крылатого. Девушка бросила взгляд на свои руки – яркие отметины пальцев Лина наливались синевой – и поспешила к себе.

Лин слышал, как дверь лазарета распахнулась. Ветер устрашающе завыл. В Братстве всегда боялись пыльных бурь. Они слепят глаза, песок забивается в оперение, делая крылья неподъемными, и угодивший в такой капкан Крылатый невольно оказывается на земле, где стремительные потоки ветра подхватывают его и швыряют на самые острые камни.

Но и защищенный стенами лечебницы, Лин не чувствовал себя в безопасности. Ветер выл снаружи, песок медленно сыпался на пол. У окна уже скопилась приличная куча. На языке привычно горчило, сколько ни прикрывай лицо платком. Зола пробивалась сквозь ткань, оседала на коже, свербила в горле. Лин закрывал глаза, ему казалось, что он находится где-то в пустыне. Лежит на песчаном холме. Пепел медленно сыпется на него сверху, и под тяжестью его Лин все глубже погружается в рыхлый плен.

Крылатый заставил себя очнуться, открыл глаза и даже приподнялся над подушками. Но дышать от этого легче не стало. Горечь песка, что нанес в палату разыгравшийся ветер, наполнила воздух и проникла в воспаленное горло. Удушье накатывало волнами, и каждый следующий приступ длился дольше предыдущего, так что Лину было все труднее делать даже глоток воздуха.

Лина начало подводить зрение. Алиса ему больше не чудилась, но теперь Крылатому казалось, что из дальнего угла палаты на него смотрит высокая женщина в изумрудном платье. Она не говорила ни слова. Просто смотрела на него, не мигая и не дыша.

Из-за этого пристального взгляда Лин не мог найти себе места. Нога пульсировала болью, в груди клокотало, а во рту все чаще появлялся металлический привкус – привкус крови.

Лин потянулся к пиале, желая попить воды. Но она оказалась пуста. Крылатый мог поклясться, что услышал злобный смешок из угла, где виднелась женская фигура.

– Старая ведьма! – прошипел он, откидываясь на подушки.

Без воды и сил, корчащийся от удушья и боли в ноге, Крылатый остался совершенно беспомощным. Фета наказала ему хорошенько подумать и сделала все, чтобы решение его оказалось правильным.

Лину было жаль девчонку. Он толком и не понял, зачем ей понадобились медальоны. Но мысль, что старый Вожак приносил сюда все новые и новые амулеты, врал и предавал Братьев, говоря им о чести и долге многие годы, лишала Лина способности к сопереживанию.

Когда он увидел на шее девчонки тонкий шнурок со знакомым кругляшком медальона, Крылатый потерял голову. Он со стыдом вспоминал, как схватил бедную девочку, стремясь сделать ей больно, отомстить за содеянное Томасом. Он что-то кричал, тряс ее, был готов ударить кудрявой головой о стену, лишь бы она наконец поняла, что натворил ее отец. Что все они наделали.

Лин чувствовал свою правоту до той минуты, когда представил, как посмотрела бы на него Алиса, зайди она тогда в палату. Взбешенный Крылатый, который трясет, схватив за руки, полуголую девчонку. Нет, такого бы Алиса не приняла. Даже все оставшиеся медальоны не стоили бы ее осуждающего взгляда.

И теперь Лину было стыдно. Если бы мог, он бы пошел и извинился перед девчонкой. Он бы ей объяснил, как тяжело дается каждому из Братьев право носить на теле деревянную пластинку. Какую боль приносит трансформация, сколько правил должен исполнять Крылатый, как часто каждому их них приходится рисковать собственной жизнью и подвергать риску жизни товарищей. И как невыносимо было увидеть священный амулет на груди ничего не понимающей девочки, сбивчиво рассказывающей ему глупую историю своей никчемной жизни в палате лазарета. На груди человека, не знающего ничего ни о крыльях, ни о полете.