Дана Арнаутова - Страж морского принца

– У стены, со стороны восхода, – бесцветно сказал алахасец, снова прижимаясь к земле.

И вовремя. Третий болт ударил почти рядом, выбив из камня яркие искры. Джиад выглянула из-за камня, пользуясь краткой передышкой – даже очень хорошему стрелку нужно время взвести арбалет.

– Оттуда мы как на ладони, – сказала то, что и так понимали оба. – Был бы заодно с этим…

– Нет. Он мой побратим… был, – так же бесцветно уронил наемник. – Ну, Самир… дурак жадный.

Джиад молча кивнула. Все понятно: зная, что побратим алахасца не даст его пристрелить, Самир наверняка избавился от него первым. Что теперь делать-то? А вот если…

Извернувшись, она стянула куртку и яркий головной платок, толкнула в сторону наемника, прошептав:

– Надевайте.

Алахасец глянул недоуменно.

– В меня он целить насмерть не станет, я живой нужна, – объяснила Джиад. – А сверху по одежде не сразу разглядит, кто где. Раскатимся разом к стенам, а там уж – кому как повезет.

Каррас молча кивнул. Потом разжал плотно сомкнутые губы:

– Вам-то это зачем? Одной уйти проще.

Джиад пожала плечами, краешком глаза следя, как наемник накидывает ее куртку, прикрывая заметную рубашку, повязывает голову. Потом заговорила, примеряясь, в какую сторону рванет:

– Каррас, если выберемся, не ходите за мной. Ни к Торвальду, ни в море я живой не вернусь. А за труп вам никто не заплатит. И это если сами к предкам не отправитесь.

– Вы мне слишком дорого обошлись, госпожа, – спокойно сказал алахасец, доставая из ножен на поясе короткий тяжелый клинок. – Но никто не скажет, что Каррас не платит долги. Если сейчас уйдете, приходите вечером в таверну «Лысый еж» у северного причала и спросите тройной горский шванг с козьим сыром. Встретимся там – выведу вас из города. А не встретимся…

Он помолчал, глянул искоса, вздохнул:

– Тогда скажите хозяину, что Лилайн Каррас просил пристроить вас на корабль мимо досмотра, а его помянуть турансайским. Тройной шванг с козьим сыром, запомнили?

Джиад коротко кивнула. Отвернувшись, Каррас переполз к самому краю камня, привстал на одно колено. Между ним и глухой стеной с несколькими контрфорсами было люардов двадцать чистого пространства, отлично простреливаемого из-под крыши, но сверху наемник и впрямь теперь походил на Джиад. Ей до стены было ближе, люардов двенадцать-тринадцать, и там, в густом пологе вьюнка, пряталось спасительное окно наружу. И оставалось надеяться, что Самир и вправду хоть на пару мгновений запутается.

– Помоги, Малкавис, – одними губами произнесла Джиад, а вслух сказала: – На счет «три». Раз, два, три!

И рванула из-за камня, каждое мгновение бесконечного прыжка-переката ожидая удара болта.

Алестару снилось, что он птица. Оказывается, быть птицей – это все равно что рыбой, только воздух держит куда хуже воды и надо изо всех сил махать крыльями, чтоб не рухнуть вниз, на землю. Он летел над странными домами с коричневым и красным острым верхом, над деревьями, что из моря казались такими высокими, а сверху вдруг стали толстенькими и приземистыми, как зеленые кочки, над полосатыми полями: голо-черными, зелеными и желтыми от растений, одинаково колышущихся под ветром тонкими стебельками. Летел, и птица, которой он был, кричала от тоски, выглядывая что-то внизу и не находя искомого.

– Он снова уходит, – раздался где-то далеко и наверху голос. – Его душа ищет половину, с которой разлучена. Он уходит…

– Нужно вернуть, – сказал другой голос, знакомый очень смутно. – Зовите его, зовите изо всех сил. Неужели нет никого, кому он откликнется?

Алестару было очень стыдно перед первым голосом, в котором слышалось столько безнадежной тоски и усталости, но он знал, что должен найти что-то важное. Кого-то. Кого-то, без которого возвращаться назад в безбрежное море горячей боли и подумать страшно. Но сверху все люди были одинаковы, они шли куда-то по узким или широким ровным полосам земли, скрывались в домах и под деревьями, мелькали перед птичьим взором бесконечными одинаковыми куколками, и птица-Алестар снова кричала от тоски.

– Алестар, – позвали его из немыслимой дали. – Аль, сынок! Ты нужен здесь. Ты нужен мне и своему народу. Держись, не сдавайся. Мы обязательно найдем лекарство, только помни про нас и не уходи далеко. Слышишь, Алестар? Мы вернем ее сюда, я обещаю!

«Я слышу», – хотел сказать Алестар, но у него были только бессильно открывающийся клюв и усталые крылья, снова и снова ловящие непослушный ветер.

А потом он увидел. Словно солнечная искра мелькнула вдруг среди темных угольков, зовя и даже издали согревая драгоценным теплом. Алестар метнулся к ней, уже не боясь упасть, но птица взмахнула крыльями, выталкивая его из маленького глупого птичьего сознания, и все, что он успел уловить, состояло из мешанины звуков и красок. Летящая стрела, короткая и смертельно тяжелая, звук пробиваемой плоти, чья-то кровь и остекленевшие глаза, нож у горла темноволосого человека в синей рубашке и еще одна стрела, так невыносимо близко, что Алестар истошно закричал от ужаса, не слыша себя. И очнулся, выныривая из забытья, прошептав горящими от лихорадки губами склонившемуся над ним отцу:

– Она опять в беде. А я не могу помочь. Не могу…

– Мы зовем ее, – сказал кто-то в длинной темной тунике с золотым шитьем, и Алестар с трудом узнал верховного жреца Троих Тиарана. – Мы дни и ночи зовем ее, принц. Она непременно услышит и вернется к вам.

Вывеска на таверне изображала самую настоящую крысу, остроносую и с короткими лапками, зато без хвоста. Но приглядевшись в свете масляного фонаря у входа, Джиад с удивлением убедилась, что это и вправду еж. Только лысый – в полном соответствии с названием. Надо же, вылитая крыса, оказывается. Хорошо кто-то пошутил.

Толкнув дверь, она вошла внутрь, гадая, хватит ли драной рубашки и головной повязки из ее рукавов, чтоб хоть с первого взгляда сойти за мальчишку-оборванца, а не ту, кого ищут все на сотню гардаров вокруг, как сказал Каррас: и наемники, и королевская стража, и лихой люд, и даже обычные горожане. Проходя к стойке, в очередной раз устало обозвала себя дурой за то, что доверилась предложению человека, которого видела дважды в жизни и оба раза далеко не по-дружески. Но делать и вправду было нечего. До вечера она, ускользнув из башни, пряталась в том самом заброшенном саду на окраине, а больше пойти было некуда. Если Каррас обманет и продаст – все равно кому, – придется драться, а до того не стоит забивать голову мрачными мыслями еще больше – их и так хватает.

– Тройной шванг с козьим сыром, – негромко сказала она тавернщику, и тот, метнув холодный острый взгляд, медленно кивнул, а потом окликнул худую остроносую тетку в замызганном переднике: