Ольга Куно - Графиня по вызову

И она извлекла на свет вышеозначенный предмет одежды.

– А… это откуда? – боязливо спросил Рохас.

– Из ящика твоего секретера! – грозно сообщила баронесса.

– Не понимаю, как оно могло там оказаться! – всхлипнул Рохас.

Баронесса уже открыла рот, чтобы высказать ему все, что она думает на этот счет, но то, что произошло дальше, на время лишило ее дара речи. Ибо в окне возникла взлохмаченная голова молодой темноволосой женщины. Следом за головой появилось и все остальное, и, надо сказать, выглядело это остальное весьма привлекательно.

Спрыгнув с подоконника, брюнетка сразу же бросилась к Рохасу. На то, чтобы сориентироваться в помещении, ей потребовалось не более пары секунд.

– Любимый! – воскликнула она, обнимая барона. Тот попытался сопротивляться, но девушка оказалась напористой. – Как же я без тебя соскучилась! Надеюсь, сегодня мы сможем весело провести время?

– Весело провести время! – прорычала супруга, к которой вернулась способность говорить. – И после этого ты продолжишь утверждать, что не знаешь, как те вещи оказались у тебя в кабинете?

– Дорогая, но я и правда… – попытался было оправдаться Рохас, но девушка его перебила:

– В кабинете? Но, дорогой, мы с тобой никогда не делали этого в кабинете. Какое досадное упущение…

– Дорогая, не слушай ее! – воскликнул барон, в очередной раз пытаясь освободиться из объятий. – Я вижу эту женщину впервые в жизни. И потом, она брюнетка! Ты же знаешь, мне всегда нравились только блондинки!

И он устремил взгляд на невзрачные, но светлые волосы супруги.

Обсуждение этого щекотливого вопроса прервалось, поскольку в оконном проеме возник силуэт еще одной девушки.

– Значит, блондинки, – процедила жена, разглядывая светлые волосы забирающейся в окно гостьи.

Оказавшись в спальне, та подбежала к Рохасу не менее резво, чем брюнетка.

– Дорогой, ты без меня скучал? – кокетливо поинтересовалась она, ничуть не смущаясь из-за присутствия двух конкуренток.

Последние, однако же, отреагировали на ее появление значительно менее лояльно.

– А это что еще такое? – уперла руки в бока баронесса.

– Да! – поддержала ее брюнетка. – Вот, значит, с кем ты развлекался в кабинете? Меня ты, между прочим, туда не приглашал!

Трудно было не различить в последних словах упрека.

Однако барона недовольство брюнетки особенно не взволновало, поскольку значительно более сильно он переживал из-за реакции супруги, пускай не то чтобы любимой, но, во всяком случае, привычной.

– Дорогая, умоляю тебя, не слушай ты их! – снова воззвал он. – В конце-то концов, ты же меня знаешь. Меня вообще давно уже не интересуют женщины. Зачем бы мне было их сюда приглашать?

Шум, раздавшийся со стороны окна, разом привлек внимание всех четверых. С подоконника спрыгнул щуплый, изысканно одетый мужчина лет тридцати.

– Возлюбленный! – воскликнул он, бросаясь к Рохасу. Воспользовавшись тем, что женщины при его приближении отпрянули, гость радостно обнял барона. – Как давно мы не виделись! Но можешь даже не сомневаться: я всю неделю хранил тебе верность, – жеманно добавил он. – А ты? Тебе было без меня хоть немного грустно?

Широко раскрыв глаза, барон беззвучно шевелил губами, видимо желая хоть что-нибудь сказать, но при этом не вполне представляя себе, что именно.

– Ах вот, значит, как! – первой нашлась супруга. – Значит, женщины тебя давно не интересуют. А кто интересует, мы теперь отлично видим.

Местоимение «мы» наглядно демонстрировало, что леди Рохас уже мысленно объединила себя с блондинкой и брюнеткой, движимая инстинктом женской солидарности.

– Это никуда не годится! – охотно поддержала ее темноволосая девушка. – Ты что же, и в моих объятиях думал вот о нем?

Она брезгливо наморщила носик, указывая на вновь прибывшего.

Последний изумленно воззрился на Рохаса.

– Ты что же, – взвизгнул он, – изменял мне с… с… – его губы задрожали, будто он никак не мог выговорить последнее слово, – с женщинами?!

Барон вжался в стену и молчал, пусть с опозданием, но все же сообразив, что теперь каждое слово может быть использовано против него. Остальные переругивались между собой, все сильнее повышая голос, но разом притихли, когда влезший в окно последним мужчина внезапно ринулся к кровати.

– Здесь кто-то есть! – объяснил свое поведение он. – В твоей постели! Сейчас мы наконец узнаем, с кем ты нам изменяешь!

И он резким движением сбросил одеяло. После чего все надолго застыли без движения. В постели барона, положив голову на подушку, лежала полутораметровая игуана, взиравшая на суетящихся двуногих немигающим взглядом маленьких темных глаз.

На следующий день принц и Рэм, с разрешения Армана, залезли ко мне в окно, дабы проверить, воспоследует ли за этим письмо от барона. Арман разрешил, правда, с условием, что они возьмут его с собой, так что в окно забирались втроем. Я махнула рукой. Когда в окно девушки забирается один мужчина, она воспринимает это как романтику. Когда двое, она удивляется, особенно если один из них – наследник престола. А дальше число перестает иметь значение.

Письма от барона не воспоследовало.

А еще через день меня вызвали к кардиналу.

За мной, как и в прошлый раз, пришел Гратен. Теперь я сразу поняла, что ему нужно.

– Его высокопреосвященство желает меня видеть? – обреченно осведомилась я.

– Именно так.

Гратен вежливо склонил голову.

«С вещами?» – чуть было не спросила я. Но сдержалась. И, изобразив на лице выражение «Я всегда счастлива лицезреть главу эрталийской церкви», проследовала по уже привычному маршруту.

Кардинал вновь сидел за рабочим столом и как раз вскрывал толстый конверт при помощи мельхиорового ножа для бумаг, рукоять которого изображала голову грифона. Я невольно засмотрелась на этот предмет: учитывая, что грифон – животное мифическое, было весьма любопытно увидеть такую вещь именно у кардинала.

– Присаживайтесь, леди Ортэго, – произнес Монтерей, не поднимая глаз.

Я послушалась. Опустилась в кресло и скромно сложила руки на коленях, приняв умеренно виноватый вид.

– Итак, леди Ортэго, – проговорил кардинал, откладывая вскрытый конверт, – я наслышан о том, как вы обошлись с бароном Рохасом.

«Если от вашего племянника, то он – ябеда», – подумала я. И изобразила на лице еще более виноватое выражение.

– Я готова исповедаться, ваше высокопреосвященство.

– С огромным интересом выслушал бы вашу исповедь, дочь моя, – ответил кардинал, – но только не в том, о чем мне и так досконально известно. А что-то подсказывает мне, что в другом вы исповедоваться не станете.

Сделать лицо еще более виноватым было бы трудно, поэтому я в знак раскаяния опустила глаза.