Аля Файпари - Стать Дикой. Ведущая волков

– Тогда отпусти меня! – отчаянно воскликнула я. – Если тебе не нужна рабыня, почему же ты просто не оставишь меня в лесу и спокойно не вернешься в свою деревню?

– Да потому что в этом нет никакого смысла. Я не занимаюсь благодетельностью, Фрейя, – мужчина повернулся ко мне и впился рассерженным взглядом в мой. – Твоя свобода, по меньшей мере, обошлась мне слишком дорого, чтобы я просто позволил тебе уйти и либо погибнуть от кровотечения в лесу, либо в скором времени снова попасться в руки Кезро, которые однозначно не стали бы снова упускать лёгкую добычу.

Я понимала, что в его словах был смысл, но упрямо не хотела мириться с этим. Слёзы обжигали щеки.

– Мир не крутится вокруг тебя, Фрейя. Пойми, наконец, когда надо бороться, а когда стоит остановиться. Нельзя бежать вечно. Всё когда-нибудь заканчивается и иногда приходится просто принимать свою судьбу.

Ник рывком поднялся на ноги, но перед тем, как отойти, тоном, не терпящим возражений, отчеканил, сложив на груди руки и глядя мне в глаза:

– Ты поедешь со мной и будешь работать в моём доме, исполняя обязанности прислуги, хочешь ты этого или нет. Я не желаю больше заводить этот разговор. И советую тебе всерьёз задуматься над моими словами. Потому что в следующий раз я уже не буду так добр. Я просто найду способ заставить тебя замолчать.

Прикрыв веки и обняв себя руками, я смотрела перед собой сквозь слезы отчаяния и слушала, как удаляются его шаги. Каждое слово мужчины било, как ножом по сердцу, и я ненавидела его, себя и весь мир за то, насколько он был прав – я была бы безнадёжно обречена, вырвавшись на свободу, и даже если бы каким-то чудом выжила, Истэк достал бы меня из-под самой земли.

Но стыд сжигал меня изнутри. Я стала рабыней. Я позволила надеть на себя эти демоновы оковы, и назад пути не было. Всю жизнь стремясь к свободе, я оказалась в глухо запертой клетке.

Я перевела отрешённый взгляд в сторону и увидела, как воины охотно освобождают для Николаса место у общего костра. Они дружелюбно похлопывали его по плечу и предлагали пищу. Он сердито отмахнулся от взъерошившего его волосы Дамена – или Дритана, я пока не научилась отличать близнецов – и начал сверлить взглядом потрескивающие поленья, опершись локтями о колени и устало опустив напряженные плечи.

Новая волна слабости заставила пошатнуться, но я вынудила дрожащие руки размотать повязки на кистях и потянулась к брошенным Николасом снадобьям и влажным тряпкам. Запястья были стёрты в кровь до мяса, и я болезненно морщилась, когда смазывала их и вытирала выступающую сукровицу. Я была предоставлена самой себе, но отчетливо ощущала, что мужчины наблюдали, готовые в любой момент пресечь мои попытки сбежать.

Спустя некоторое время затылок начало едва заметно покалывать. Невольно обернувшись, я встретилась с задумчивыми глазами Ника, который исподлобья внимательно следил за каждым моим движением. Он явно оттаял и смотрел мягко, почти виновато. Я не выдержала и отвернулась, сосредоточившись на перевязке.

Мягкая лежанка искушала нырнуть в её объятия, поэтому я наскоро запихнула в себя остывший ужин, укрылась накидкой и медленно улеглась на левый бок, так далеко от огня, как только было возможно, свернувшись в клубочек, чтобы хоть немного согреть дрожащее тело. Раны сильно пульсировали, но глаза без конца слипались, и я наконец провалилась в беспокойный сон под треск костра, тихие разговоры мужчин и похрапывание отдыхавших от долгой дороги лошадей.

Свет. Он маячил впереди.

Я с трудом пробиралась по лесу, выставив вперед руки и раздвигая сухие голые ветви, которые, казалось, сплетались едва ли не намертво. Будто сдерживали, не позволяли ступать дальше. Я не отводила взгляда от ярких зеленовато-жёлтых пятен, поблескивающих между деревьев. Они были всё ближе, манили, призывали. Я побежала. Ладони и предплечья раздирались в кровь, но я не чувствовала боли. Я должна была быть там.

Наконец проскользнув под последней преградой, я нырнула в объятия света, оставляя угнетающую тьму бездушной чащи позади, и резко остановилась.

Моему взору открылся невероятный пейзаж. До боли родной, до ужаса прекрасный. Вовсю светило весеннее солнце, оно зависло высоко в кристально чистом небе и приятно обжигало кожу своими лучами. Босые ступни утопали в высокой мягкой траве, слегка колыхающейся от теплого нежного ветерка. Чуть в отдалении небольшие деревянные домики были небрежно разбросаны по зелёной полянке. Здесь царило какое-то странное, умиротворенное спокойствие. Не было видно ни души. Из леса не доносились голоса птиц, дети не играли на лугу, оглушая взрослых радостными криками, мужчины и женщины не сновали из хижины в хижину, исполняя ежедневные обязанности, а внутри стойбищ для скота было непривычно пусто.

Я услышала лёгкий хруст и повернулась на звук. Счастливая улыбка озарила лицо, и я побежала к пасущемуся рядом высокому вороному коню, который мерно и безмятежно пощипывал густую траву.

– Ветер!

Я вскрикнула и повисла на горячей и такой родной шее. Странное ощущение не покидало меня, но, Боги, как же я соскучилась.

Лошадь не обратила на меня никакого внимания и вместо привычного приветственного ржания продолжила перебирать сильными ногами в поисках лакомых кусочков.

Я покачала головой и закатила глаза, губы все еще растягивались в улыбке.

– Хватит дуться, парень. В следующий раз я обязательно возьму тебя с собой.

Пошлёпав жеребца на прощание, я едва ли не вприпрыжку двинулась к дому, недоуменно оглядываясь вокруг. Где же все?

Хижины проносились мимо меня нечёткими пятнами, глаза сосредоточились лишь на одной единственной, уютно разместившейся в отдалении от остальных. Я предвкушала встречу, гадая, что же мама испекла к обеду на этот раз и отчаянно желая рассказать ей о своих сегодняшних успехах в метании кинжалов.

Но у порога меня не встретил привычный аромат горячих вкусностей. Я бесшумно распахнула обычно скрипучую дверь. В пробивающихся сквозь окна лучах солнца внутри дома летали сверкающие пылинки. Сказочным сиянием они поднимались над деревянным полом и лениво оседали на нём же. Здесь тоже было пугающе пусто.

– Мам?

Я крадучись обошла все немногочисленные комнаты, но по-прежнему никого не увидела. Вся мебель и утварь оставалась на тех же местах, как и когда я ушла. Только теперь покрылась тонким слоем пыли, словно прошёл не день, а недели.

Беспокойство тугим комом засело в груди. Я потянулась к кинжалу, с облегчением сомкнула ладонь на знакомой рукояти и выбежала на улицу, чтобы тут же замереть.