Тахира Мафи - Плетеное королевство

Ализэ вжалась в стену, да так удачно, что, когда толпа наконец рассеялась, аптекарь почти не заметил ее.

Почти.

– Убирайся, – рявкнул он, надвигаясь на нее. – Вон из моей лавки, прочь, ты, безбожница…

– Господин… Пожалуйста… – Ализэ отпрянула. – Я здесь только за мазью и бинтами. Я буду очень благодарна за вашу помощь.

Владелец лавки застыл, на лице его все еще сохранилось сердитое выражение. Это был узкоплечий мужчина, высокий и жилистый, с темно-коричневой кожей и грубыми черными волосами. Он почти обнюхал Ализэ. Его оценивающий взгляд изучил ее заплатанную, но чистую кофточку, опрятность волос. Наконец аптекарь сделал глубокий, успокоительный вдох и отошел.

– Хорошо, так что же ты возьмешь? – Он вернулся за прилавок и уставился на девушку большими чернильно-темными глазами. – Что болит?

Ализэ сжала кулаки, сунула их в карманы и попыталась улыбнуться. Ее рот был единственной незакрытой частью лица, и потому большинство людей обращали внимание именно на него. Однако аптекарь, похоже, был намерен смотреть ей в глаза – или туда, где, по его мнению, они находились.

На мгновение девушка растерялась.

Это правда, что с виду джиннов почти невозможно отличить от людей; именно поразительное сходство с глиной и делало джиннов большой угрозой – их было трудно заподозрить. Огненное Соглашение обещало безопасность для обеих сторон, однако под фасадом мира крылось неизменное напряжение; укоренившаяся ненависть людей к джиннам, к их воображаемой связи с дьяволом, о которой было нелегко забыть, никуда не пропала. Раскрытие незнакомцам своей личности всегда внушало Ализэ леденящий душу страх, ведь она не знала, как они отреагируют. Чаще всего люди не скрывали своего презрения – и чаще всего у нее не хватало сил встретить его.

– У меня всего несколько царапин на руках, которые нужно обработать, и пара волдырей, – тихо произнесла она. – Если у вас найдутся свежие бинты и мазь, которую вы могли бы посоветовать мне, господин, я буду вам очень признательна.

Аптекарь издал звук, похожий на цоканье, побарабанил пальцами по прилавку и развернулся, чтобы изучить полки у себя за спиной; там, на длинных деревянных стеллажах, стояли закупоренные бутылочки с несметным количеством лекарств.

– А что с твоей шеей, барышня? Порез на ней кажется довольно серьезным.

Ализэ невольно коснулась пальцами раны.

– Я прошу… прошу прощения, господин?

– У тебя на горле рваная рана, о которой, я не сомневаюсь, ты знаешь. Должно быть, она болит, барышня. Рана, по всей вероятности, горячая на ощупь, и, – он присмотрелся, – да, похоже, есть небольшой отек. Нам следует предотвратить любую инфекцию.

Ализэ внезапно застыла от страха.

Мальчик-фешт поранил ее грязным лезвием. Она видела это своими глазами, рассматривала нож в собственной руке; почему же она не догадалась, что это может привести к последствиям? Конечно, весь день ей было плохо и больно, но она не подумала о горле, воспринимая все вместе как одну большую неприятность.

Ализэ зажмурила глаза и схватилась за стойку, пытаясь успокоиться. В эти дни она почти ничего не могла себе позволить, но меньше всего она могла позволить себе заболеть. Если она подхватит лихорадку – если она не сможет работать – ее выставят на улицу, где Ализэ, без сомнения, умрет в сточной канаве. Именно эта холодная реальность заставляла ее ежедневно выполнять работу, именно этого требовал инстинкт выживания.

– Барышня?

О, дьявол всегда знал, когда навестить ее.

Камран стоял в тени навеса закрытого магазина, капюшон его плаща развевался на ветру, прижимаясь к лицу, словно кожистые крылья летучей мыши. Снег сменился дождем, и принц слушал, как стучат капли по тенту над головой, наблюдал, как они осыпаются в белый слой, устлавший улицы. Тянулись долгие минуты, и снежные кучи у ног сначала усеялись мелкими отверстиями, а затем и вовсе растворились.

Камрану не следовало приходить.

После их встречи король отвел принца в сторону, чтобы задать дополнительные вопросы о подозреваемой им девушке-служанке, и Камран с радостью ответил на них, ощутив одобрение деда. На самом деле именно по приказу короля принц продолжил искать девушку: услышав более подробный рассказ об утренних событиях, Заал тоже забеспокоился. Он отправил внука в город, чтобы тот выполнил кое-какие поручения – в том числе нанес визит мальчику-фешту, – а затем понаблюдал за улицами.

Естественно, Камран повиновался.

Поручение с четкой целью позволило ему отдохнуть от собственных мыслей, от груза всего того, что недавно поведал ему дед. Принц и сам думал взглянуть на народ; он хотел своими глазами увидеть, какой переполох вызвал его поступок.

В конце концов это привело вот к чему – к темноте. Нет, Камрану вообще не следовало приходить сюда.

Сначала он посетил беспризорника, которого разместили в квартале прорицателей на Королевской площади. Заал разъяснил Камрану, что если сейчас проигнорировать этого мальчика, то поступок принца покажется людям необдуманным и опрометчивым. А вот проявление заботы и сострадания к мальчику, наоборот, будут ждать, и поскольку Камран все равно собирался нанести визит прорицателям, приказ деда не показался ему слишком пустой тратой времени.

Но в итоге это вызвало его гнев.

Как оказалось, от гибели мальчика спасла лишь магия. Это открытие, которое должно было принести облегчение, стало для принца мрачным известием, ведь именно по его приказу действовали прорицатели, а магическая помощь редко – если вообще когда-либо – предлагалась кому-то, не входящему в императорскую семью.

Хотя Ардуния и была обширна, магия как субстанция встречалась исключительно редко. Этот нестабильный минерал добывался в горах с огромным риском и существовал лишь в небольших драгоценных количествах, отпускаемых только по королевскому указу. Просьба Камрана о помощи была истолкована именно так; это стало еще одной причиной, по которой его утренний поступок оказался столь значимым и не будет так легко забыт.

Принц вздохнул, вспомнив об этом.

Хотя мальчик все еще был слаб, он все равно вздрогнул, когда Камран вошел в его комнату. Воришка изо всех сил вжался в кровать, пытаясь выбраться из-под руки своего нежданного спасителя. Они оба знали это – знали, что сцена, в которую они оказались вовлечены, была фарсом; что Камран не герой; что между ними нет и не было никакой дружбы.

Более того, принц не испытывал к мальчику ничего, кроме злости.