Ли Фосовей - Тюремщица оборотня

Рядом опять грустно вздохнул оборотень и сухо покашлял, словно в горле у него першило.

– «Я не налила ему вчера воды. – как-то машинально подумала Мина. – Спешила к тетушке…»

Она всхлипнула, вспомнив, что там, на другом конце города, под грудой сгоревших бревен, лежат не упокоенные останки её бедной тетки.

– «А ну-ка хватит! – одернула себя девушка. – Твои слезы ничего не исправят и никому не помогут. Нужно взять себя в руки».

Легко сказать…

– Лучше начну с ног.

Она аккуратно выпростала их из-под себя. Ноги онемели во время сна и ничего не чувствовали. Как только Мина сменила позу, по мышцам побежали колющие мурашки. Это было больно. Чтобы быстрее восстановить кровообращение, она подтянула юбку вверх и начала растирать ноги прямо через чулки. При этом водила плечами, заставляя в них вернуться подвижность и немного согреться. Потом на коленях она доползла до соседней стены и, пошатываясь, поменяла позу с «человек ползущий» на «человек прямостоящий».

Мина ощупала стены вокруг, чтобы сориентироваться. Девушка не помнила, как пришла сюда. Вернее, смутные воспоминания у неё все же остались, но от шока они были совсем размыты. Инстинкт самосохранения заставил её спрятаться в единственном знакомом месте, кроме дома.

В какой части погреба она оказалась и как далеко людоед? Вот что волновало её сейчас. Одного неверного движения хватит, чтобы он сцапал её и свернул худую шею. Поэтому девушка двигалась очень медленно, стараясь ничего не упустить. Но все же столкновение с умывальником произошло неожиданно и стремительно.

– «У меня будет просто замечательная шишка! – решила девушка, потирая ушиб. – А главное, точно посередине лба! И теперь я знаю, где выход».

Она, пошатываясь, но уже гораздо уверенней, пошла вдоль стены. По полу волочилась её холщовая сумка, сползшая с плеча и каким-то чудом зацепившаяся где-то в районе локтя. Мина шла и не узнавала свое тело. Движения были рваными, словно им управляла не она, а кто-то другой. Другой нащупал первую ступеньку, другой поднимался по каменным ступеням лестницы. Будто тот, другой, открывал тяжелую входную дверь и поднимал лицо к небу.

От яркого утреннего света она растерялась и удивленно заозиралась вокруг. После того, как копоть от сгоревшего прошлого осела, мир решил измениться и предложил Мине начать все с чистого листа. Буквально.

Все вокруг было ослепляющее белым, чистым и почему-то праздничным. После затяжного полумрака открытое светлое пространство показалось абсолютно незнакомым. За ночь нападало сантиметров десять пушистого снега, и ботинки Мины утонули в нем, словно в ворсе дорогого ковра. Он налип на окружающие дворик стены, ветки кустарника, росшего в углу, и на решетку клетки, превратив её в чудную подарочную коробку.

Вырвавшийся у Мины вздох восхищения превратился в густой пар и рассеялся в воздухе, напомнив, что теплый, подбитый мехом плащ тоже превратился в труху. Вчера утром температура только начинала опускаться, и Мина накинула на плечи первое, что попалось, не обратив внимания на резкую смену погоды. В тонком шерстяном плаще ходить было легче, да и кто мог подумать, что к утру единственным имуществом девушки станет её одежда: нелюбимое платье, старенький плащ да протертые ботинки.

Потоптавшись у входа в подвал, словно неприкаянная, Мина попыталась поправить сумку, закинув её поудобнее на плечо. Ткань перекрутилась, зацепившись за что-то, и не хотела поддаваться. Дернув сильней, девушка оторвала единственную лямку. Котомка шлепнулась в снег и из неё высыпались полезные мелочи, которые Мина обычно таскала с собой. Пришлось шарить по пушистым снежинкам голыми руками и собирать запорошенные потеряшки. Снежинки гасли, неловкие пальчики мерзли, а чувства, как ни странно, отмякали.

– «Стоит сгрести все и сжечь! Жаль только, костра поблизости нет», – зло подумала девушка. Ну вот, первой проснулась злость.

На свое место вернулись: катушка ниток с иголкой, огарок свечи, коробка спичек, огрызок карандаша и маленький бумажный блокнотик. Потом девушка нашла пучок сцепленных между собой булавок и одной из них заколола разорванную сумку.

– «Зашью позже», – решила Мина.

А вот разыскать три медные монетки стоило большого труда. Еще она вытащила из снега связку тюремных ключей. Оказалось, если очень хорошо поискать, то в любой, даже очень дрянной ситуации, найдется кроха чего-то славного. Вот и разномастные ключики в руке, тяжеля пальцы, напомнили, что еще не все потеряно. Фортуна развернулась к ней не своим толстым задом, а боком, давая шанс на жизнь. У неё оставалась работа…

– «Ну что, проклятая, ты готова существовать дальше?» – обратилась Мина сама к себе.

Она пошла под навес, взяла ведро и, нарушая хрупкую снежную чистоту, потопала по занесенной тропинке.

От кухни к колодцу дорожку почистили и, ступив на камни, девушка старательно обстукала ботинки от налипшего снега. Ноги все равно холодило. От тепла не видимые глазу снежинки, набившиеся за шнурки, таяли, и обувь сразу становилась влажной.

«Если их негде будет просушить, придется носить мокрые, так на улице ноги быстро окоченеют, и я умру от обморожения», – размышляла Мина, крутя ручку колода.

Растрескавшийся от времени ворот скрипел, наматывая на себя обледенелую цепь. Забранные коркой звенья с хрустом освобождались из своего плена и поблескивали на солнце отполированным железом. Звуки отражались от гулкой воды, солнечные зайцы слепили. Заглянув в колодец, она залюбовалась толстым слоем инея, что покрывал стенки изнутри. В колючих щетинках чудился то волшебный лес, то силуэты животных, бегущих по замкнутому кругу. Наклонившись вперед, Мина провела по ним пальцем. Стеклянные лепестки обломились и с тихим хрустом осыпались вниз. Они пропали в черном зеркале, дрогнувшем рябью. Вода колыхнулась и снова стала идеально гладкой. Оттуда, из глубины, на неё смотрела девушка, окруженная ореолом света. Так далека показалась она Мине, так спокойна.

– «Если упасть туда, головой вниз, смерть будет мучительной, но быстрой…» – как-то вяло размышляла девушка.

Перед глазами пронеслась картина. Она в ледяной воде. Одежда намокает и не дает повернуться. Воздух в легких заканчивается, и черное жерло поглощает её.

– «Возможно, это будет не так ужасно, как долгая смерть от холода».

Перед ней, балансируя, возникли весы. На одной чаше жизнь. Ничего не стоящая, никому ненужная, даже ей, ужасная нищенская жизнь, которая, видимо, очень быстро закончится. На другой чаше смерть, тоже болезненная, но стремительная.

– Что мне делать дальше? – спросила вслух Мина.

Ей так не хотелось принимать свою бесполезность. Хотелось жить и быть как все, а не изгоем, к которому брезгуют даже прикоснуться. Хотелось, чтобы сейчас кто-то поддержал, обнял и пожалел. Ну или просто ждал, нуждался.