Мария Руднева - Алое Пламя

Царь Эшиа склонился над доской, черные волосы плотной занавесью скрывали его лицо от пристального взгляда противника. Царевич Хайет, напротив, возлежал в расслабленной позе, и фигуры его скользили по доске, повинуясь плавным жестам сильной руки.

И очень скоро царевич Хайет обратил внимание, какая гармония царит среди фигур на стороне противника. Они выстроились настолько симметрично, что казалось, не воины отправляются в смертельный поход с той стороны доски, но изящнейший дворец возник среди пустыни. Но не обманулся царевич Хайет видом этой красоты, ибо понял он, как опасна видимость подобной гармонии: ведь король и визирь никогда не будут равны друг другу, и лодка скоро опрокинется на один бок, хоть сейчас и кажется неколебимой. Хайет же играл твердо и жестко, так же, как и сражался. Он ни на секунду не сомневался в целесообразности жертв, которые придется рано или поздно принести. Его фигуры угрожающе захватывали поле противника, не останавливаясь, надвигаясь несокрушимой волной.

Царевича Хайета переполняло восхищение. Ведь редко встретишь таких соперников, как царь Эшиа, и редко кому посчастливится иметь такого друга. Величие малого, которое каждым ходом превозносил царь Эшиа, обращало его взор к истокам и началам, к тому, что редко кому удается в сражении. Он сохранял уверенность и спокойствие, голос его оставался мягок, а во взгляде не отражалось и тени волнения. Однако он не упустил момента, когда в защите царевича Хайета образовалась брешь, и слон его – фигура скрытная, притаившаяся в тихом ожидании своего часа – бросился в атаку.

– Твой талант и твоя мудрость не перестают удивлять меня, господин мой Эшиа, – проговорил царевич Хайет, склоняясь над доской. Расслабленность исчезла из его позы. Царь Эшиа ответил ему улыбкой.

– Я был и царем, и полководцем, господин мой Хайет, – сказал он, направляя своего коня в атаку.

– Вижу я, ты не знал поражений, – с улыбкой отвечал ему царевич Хайет, – но даже мудрейший из мудрых имеет право ошибаться.

И черный слон, стремительный и легкий, атаковал ладью, неосторожно выведенную царем Эшиа под удар. Ведь что такое малая жертва, когда на кону победа гораздо большая! Не настолько важна легкая фигура, ее можно отдать в плен врагу, не глядя, не думая о ней, не заботясь о том, что случится с ней. Но вот и не такая уж легкая фигура – ладья – тоже покинула поле, и открыты теперь дороги для нападения на короля, и визирь не может здесь помочь! А скоро и визирь пал под решительной атакой фигур царевича Хайета! Ужесточилась схватка, искрился воздух между противниками, и цепко впивались они взглядами друг в друга, пытаясь предугадать следующий ход соперника.

Подумать только, сколь важное положение при дворе занимает визирь! Человек, который не вхож в царскую семью, и вроде бы политика и военное дело равно далеки от него, но его забота – вовремя дать мудрый совет тому, кто нуждается в нем – царю или военачальнику. А если падет военачальник, так с ятаганом в руках возглавить войско, защищая своего повелителя! А коль с правителем случиться беда, так и во главе страны придется встать, и править столь же мудро, как правит царь, которому он служит. Потеря его всегда губительна для боя! Ведь кто как не визирь – надежная опора для войска и царя?

Царь Эшиа лишился своего визиря, а визирь царевича Хайета гордо возвышался посреди черно-белой доски. И увидел царевич Хайет, что партия клонится к своему закату, и что близка его победа, и что поражение царя Эшиа еще ближе. И, еще пару раз двинув фигуры, увидел он, что от прозорливого ума царя Эшиа тоже не укрылось это знание. И обратился тогда царевич Хайет к царю Эшиа с такими словами:

– День клонится к закату, господин мой Эшиа. Изголодавшись по обществу столь достойного соперника, я сладостно желаю продолжения нашего сражения, но, признаюсь честно, ужин и танцы изрядно утомили меня, и ныне желаю я вкусить отдыха. Не соблаговолит ли господин мой Эшиа закончить завтра нашу партию?

По сердцу пришлась царю Эшиа хитрость царевича! И возрадовалось сердце его оттого, что не ошибся он в нем! И согласился он закончить партию в другое время.

Царь Айнар улыбнулся довольно и хлопнул в ладоши, и появившиеся слуги в один миг унесли доску и фигуры, а другие тотчас же подали чай и сладости.

Ночь окутала царство Айнар теплым душным покрывалом. Алмазной пылью усыпало небосвод – то звездный ковер сиял и переливался в свете тонкого рога серебряного месяца. Царь Эшиа неспешным шагом миновал высокие кусты роз, склонявшиеся к белому мрамору крыльца, и ступил в исполненный ночной тишины сад. Долго бродил царь Эшиа среди восхитительных душистых цветов и густых деревьев, в ожидании, когда же сморит его вечерний сон. Но столь много событий случилось с ним в этот день, столько было долгожданных встреч, что не находила душа его покоя, не ждала успокоительного сна с жадностью и надеждой. И даже прогулка по благоухающему саду не могла успокоить его взволнованное существо. Царь Эшиа ушел в глубь сада и нашел беседку, которая притаилась в самом дальнем, самом тенистом уголке; он надеялся обрести там успокоение и уединение, которое навеяло бы на него сладостный сон, и вернулся бы он в покои, и предался бы ночному сну на пышном ложе. Но увы, не нашел он уединения, которого так жаждал. В белой беседке, столь изящной, что летящая ласточка позавидовала бы ее легкости, подобрав под себя маленькие ножки, сидел танцор, так украсивший вечер царю Эшиа и царю Айнару, и прочим, кто вкушали с ними питье и еду. Лицо его больше не было скрыто в тени шелков и бархата и дорогих тканей, в которые он был одет, но тонкие руки его все еще были унизаны драгоценными браслетами и нитями жемчуга; перстни, украшающие его пальцы, переливались и искрились в свете любопытной луны. Облик его был тих и печален, словно утомил его бурный день и пышное празднество, и стремился он к покою и тишине. Но случилось так, что невольно потревожил царь Эшиа его покой, и хрустнула под его ногами ветка черешни, и крикнула птица из высоких ветвей, и обернулся, услышав этот звук, прекрасный танцовщик, и увидел царя Эшиа. Встрепенулся он, подобно напуганной горной лани, и поднялся плавно и торопливо со скамьи, на которой сидел, и склонился перед дорогим гостем в низком поклоне, как было принято испокон веков.

– Поднимись, – молвил царь Эшиа, и танцор повиновался. Лицо его, попав в свет луны, ослепило взгляд царя.

– Отчего ты столь печален? – спросил царь.

– Оттого, что солнце село за горы, и ночь накрыла наше королевство. Я печалюсь оттого, что лишен солнечного света на долгое время и вынужден довольствоваться сиянием луны. Оттого сердце мое теснит отчаяние, что пение соловья я услышу еще не скоро…