Анастасия Енодина - Приносящая удачу

Но удачи у него больше не было. Совершенно, как ему казалось. Нет, он не стал неудачником, просто как-то вдруг почувствовал, что обстоятельства больше не складываются так, как ему нужно. Причина была одна: он потерял свой клинок.

Клинок этот не являлся оружием, но вещь эта досталась ему дорого. Он выложил за неё крупную сумму много лет назад. И этот клинок стоил ему не только денег, но и долгих душевных мук, к которым он был непривычен. Тогда он был другим. Или нет? Ему очень хотелось верить, что тогда он был другим и тот, прежний он, отныне в прошлом. Насколько это так, он пока не мог проверить: подходящих обстоятельств не случалось.

Собственно, из-за клинка и пришлось брать с собой следопыта. Леон в прошлый раз шёл один, дороги толком не запоминал, а потом набрёл на морошковое болото, через которое продраться не смог. Куда ни шёл – вечно возвращался к прежнему месту. Говорят, это лесной дух водит кругами. Но ландграф совершенно не помнил, что нужно делать, чтобы заслужить прощение лесного духа, и потому так и плутал, пока не решил вернуться в город и запастись знаниями: ему предстояло пройти долгий путь по лесам, и, если он не сумел добраться даже до ближайшей деревни, то плохи его дела.

Он вернулся на свои земли, в свой дворец, отыскал необходимые книги и принялся собирать информацию. Но она не находилась: книги больше не открывались на нужных страницах, листы прилипали друг к другу, а особо старые крошились под пальцами ландграфа. Тогда Леон обнаружил пропажу. Клинка не было на месте, и мужчина как-то сразу понял, что потерял его именно на том проклятом болоте.

Пришлось отправляться в город на следующий же день и искать следопыта. В городе Леона знали и не любили. Почтенно не любили, не открыто. Но всё равно никто не желал помогать ему, и ни один стражник-следопыт из городской охраны не взялся идти с ним на поиски артефакта. Леон знал, что идти самому – совершеннейший бред, поскольку и клинок не отыщется, и сам он пропадёт.

И тут ему улыбнулась удача. Как тогда показалось. Потому что потом он не считал свой поход с Оланом такой уж удачей. Итак, ландграф покидал городскую тюрьму, расстроенный очередным отказом теперь уже последних в городе следопытов, как вдруг его руки коснулись чьи-то неприятно-шершавые пальцы. Это был какой-то дед, на вид бездомный и давно не мытый, с седыми волосами и в странной одежде.

– Ищешь следопыта? – спросил тот хриплым больным голосом.

Леон кивнул.

– Тебе никто не поможет. Никто в здравом уме не свяжется с тобой, – сообщил дед ровным голосом.

Хорошо хоть без издёвки и без злых усмешек. Этим он сразу расположил ландграфа к себе.

– Знаю, – отозвался Леон, который действительно знал, что никто не станет ему помогать, но всё равно пытался найти проводника.

– Есть один, – шёпотом сказал дед. – Только он в тюрьме посиживает. И служить тебе не будет, – Леон молча разглядывал морщинистое лицо старика и внимательно слушал. – Никто не станет служить тебе… если только не напоишь его… этим, – он достал из кармана своего странного балахона какую-то склянку.

– Что это? – тихо спросил Леон.

– Зелье одно, – ответил старик. – Тот, кто выпьет его, не сможет причинить тебе урона, пока не достигните цели. Также не сможет отказаться от помощи в достижении этой цели.

– Сколько за него хочешь? – деловито спросил ландграф.

– О, не переживай, ничего за него не возьму, – отмахнулся дед.

Леон нервно сглотнул. Никто не помогал ему со времён юности, и просто так в добрые намерения он не верил. Старик, как и каждый в этом городе, отлично знал, кто он, и причин помогать ему у него не должно было быть.

– Есть какой-то подвох, да? – устало спросил Леон, не боясь показаться наивным: он давно уже прекратил стесняться того, что при всех своих грехах и пороках иногда бывает наивен и простодушен в общении.

– Нет подвоха, – ответил дед. – Если не считать подвохом то, что этот человек будет ненавидеть тебя и пытаться извести всеми доступными способами. Но не бойся, способов этих немного – лишь слова, но ты же умеешь держать себя в руках?

В тот момент это и правда не показалось ландграфу подвохом. Его ненавидели многие, но никто не решался говорить ему о своей неприязни прямо. Он посмотрел в выцветшие, почти прозрачные некогда голубые глаза старика и не удержался от уточняющего вопроса:

– Почему помогаешь мне?

– Может, я помогаю не тебе, а ему? – предположил старик. – Ему суждено умереть там, – он кивком указал на здание тюрьмы, и Леон тоже уставился на мелкие заделанные решётками, окна. – Он сдохнет там, хотя может прожить долгую жизнь и быть счастливым. Я знаю это. Ты – его шанс. Он – твой. Он заслуживает этот шанс. Ты – не знаю. Вот и посмотрим…

Это уже звучало правдивей. Ему не собираются помогать, его лишь хотят использовать, как инструмент помощи какому-то заключённому. Леон слегка улыбнулся: он любил, когда всё понятно.

– Хорошо, – кивнул ландграф, забирая из рук старика склянку. – Но как я вытащу его на волю?

– Завтра в ночь заступит новый караул, – пояснил старик, приблизив своё лицо к Леону, и ландграф наклонился к нему, чтобы тот мог говорить ему в ухо. – Трое. Двое из них – продажные твари, так что принесёшь деньги мне, я всё устрою… Будешь ждать нас вон там, – он указал на здание церкви.

– Ты священник, – догадался Леон.

Ландграф никогда не посещал церковь и потому понятия не имел, как выглядят местные священники. Но теперь ясно понял, что это один из них.

– Да, – кивнул дед. – Я священник, а ещё немного колдун, – он подмигнул и улыбнулся, причём ландграф с удивлением заметил, что все зубы у старика на месте, хоть и пожелтевшие. – У меня есть доступ в тюрьму, так что я всё улажу. С тебя – деньги, – он протянул Леону бумажку с цифрой, означающей количество монет. – Завтра после заката приходи к крыльцу церкви, ясно?

Леон кивнул. Дед продолжил:

– Вещи собери. Себе и ему – сразу придётся уходить… И ещё: тебе его не продадут, как следопыта… Поэтому вопрос: ты же не очень радеешь за свою репутацию?

Ландграф посмотрел на него странно, с непониманием. Вроде же старику достаточно о нём известно, чтобы не задавать таких вопросов.

– Полагаешь, какие-то сплетни могут быть хуже правды? – осведомился он.

– Ну… как знать, – пожал плечами старик. – Склянку береги: он должен выпить содержимое из твоих рук.

– Хорошо, – ответил Леон, и старик отошёл на шаг назад, так что ландграф тоже выпрямился во весь рост.

– А теперь проваливай и будь здесь завтра к закату, – добавил дед не очень любезно и сел обратно на лавку, где, видимо, и сидел до того, как подошёл к Леону.

***

И вот теперь ландграф брёл по лесу с этим парнем. Он оказался довольно угрюмым. Улыбался редко, да и то лишь, когда пытался поддеть Леона. Мужчина шёл и вспоминал старца, который помог ему. В тот вечер, когда они встретились у церкви, все трое, и Леону пришлось силой заставить бывшего узника выпить зелье, поскольку тот ни в чём ему содействовать почему-то не желал, дед сказал ему кое-что странное. Олан не слышал: он в тот момент корчился на земле от действия зелья. Сам Леон был немало ошарашен: он полагал, что действие этой жидкости из склянки будет безболезненным, однако, видимо, ошибся. Ему не было жаль парня, просто он был удивлён и потому не мог оторвать от него взгляда.