Роман Алёшин - Летопись Затмения: Чему быть, того не миновать

– Свезло же нам, Леон, в один день столько событий: шайка разбойников, радиант, теперь еще и это, – заметил Готфрид.

– Трудно с этим не согласиться, мой друг.

– Страшно?

– Скорее неприятно и тревожно, но я же с вами, вместе не страшно, но жутковато должен признать.

Беатриче расположилась меж ушей Диата, как меж двух черных гор.

– Зотик, а ты вот приведений боишься, а радиантов нет?

– Энти летучие чудесатики сызмала нам повсеместно встречаются, а призраки что?

– И то верно.

По мере подъема на хутор, завывание становилось все сильнее и от того ныло в животе при мыслях о том, кто и ли что может издавать такие звуки. Пламя металось на кончиках факелов как разъяренный бык в горящем загоне. Порывистый ветер и дождь усердно корпели над тем, чтобы бастион света созданный факелами пал. Сродни последним защитникам бастиона, не желающим опускать руки и сдаваться, пламя факелов рьяно разрывало в клочья окружающую тьму. Отбрасываемые пламенными защитниками света, тени искажались и вились как кривые, запутанные корни деревьев, отступая и растворяясь в чернилах кромешной тьмы.

– Твою ж мать! – выругался Готфрид, шарахнувшись и чуть не подскочив прямо на лошади.

Справа от рыцаря возвышался трехметровый гриб, в его ножке были вырезаны кровоточащие глазницы и рот. Широкая шляпка гриба была искромсана и лохмотья мякоти безвольно повисли на волокнах вокруг ножки как застывшие слезы. Леон молниеносно выхватил меч и замер, напрягшись, как сжатая до предела пружина.

– Эта овца чумная тут так и стояла, значится приехали. Под грибом энтим каждый день мы оставляем корзину со съестным. Когда приносим новую, в старой уже ничего нет. – пояснил Зотик, освещая факелом землю вокруг гриба.

У ножки гриба сравнимой по толщине со стволом обычного дерева, на траве и правда лежала пустая корзина. Троица поднялась выше по холму и перед ними открылся густо поросший травой двор усадьбы. Сердце всех троих юношей пронзила стрела ужаса – перед ними предстал двор, заполоненный фигурами в черных балахонах. Особенно впечатляли головы фигур – бычьи черепа, с горящими кроваво-красным светом, глазами. В костлявых руках одни из них держали косы, а другие, вилы. Сверкнувшая молния осветила весь двор, лишь приукрасив развернувшуюся картину ужаса, показав, что фигур в черном на самом деле куда больше, они заполонили собой весь двор. У некоторых из них не горели глаза и потому они скрывались под вуалью тьмы. Воображение предательски представляло, как фигуры без горящих глаз бесшумно двигаются в темноте, замирая лишь под вспышку молний. Помимо этого, сама усадьба ужаса внушала не меньше. Весь фасад покрывали светящиеся во тьме кроваво-красные надписи и руны на незнакомом языке. Окромя надписей, имелось тут и множество «порезов» – красные росчерки, из которых сочилось нечто багряного оттенка. Сам дом не иначе как кровоточил. Довершал картину жуткий вой, доносящийся из поместья, точно это и не поместье вовсе, а некое чудовище, лишь притворяющееся домом.

– Паскусакара, я чуть язык не проглотил, – прошептал Готфрид, впечатленный увиденным.

– Спору нет, пугает будь здоров, – совладав с эмоциями, согласился Леон, не отрывающий глаз от фигур.

– Я чуть кучу не сделал, – голос Зотика скатился по склону ужаса в тревожный шепот, очевидно тот не находил себе места от страха. – Я хоть и видал уже это, пугает как в первый раз! – тыкая пальцем в сторону дома, добавил староста Луковок.

– Это и есть пугала?

– Да, те самые, о которых я вам молвил, – пояснил Зотик и спешился, привязывая лошадь к покосившейся, но все еще стоящей ограде.

– Обратите внимание, из трубы валит дым, – заметил Леон во время очередной вспышки молнии, пока Готфрид напряженно всматривался в фигуры, пытаясь понять, двигаются ли те в темноте.

Очевидно, раньше во дворе усадьбы располагался цветущий фигурный сад, с беседками, фонтанами и статуями, по нему прогуливались благородные господа, ведя куртуазные беседы под сенью листвы. Ныне же, ротонду-беседку подобно змею обвил плющ, а фонтан из мрамора оброс мхом и грязью. У фигуры танцующего лисенка (судя по хвосту), расположившейся в центре фонтана, не было головы. Вместо нее, кто-то водрузил на статую человеческий череп с горящими глазами. Эффект от пугал видимо должен был заставить чужаков повернуть вспять и убежать сломя голову ни о чем не думая от страха. Не слезая с лошади, Леон снял с плеча лук и подгадав момент, во время вспышки молнии выстрелил в косу, удерживаемую одной из фигур в черном. Коса упала в траву, а зловещая фигура даже не шелохнулась. Не искушая судьбу, а потому прикрываясь щитом, Готфрид подошел к ближайшему пугалу и врезал мечом по вилам, направленным на рыцаря. Тот же эффект, что и с первым пугалом. Тогда Готфрид смело подошел к пугалу в упор, глядя в глазницы бычьего черепа. Те пылали красным светом. Рыцарь ухватился обеими руками за рога и оторвал череп, обнаружив внутри обычную свечу. Леон проделал то же самое со своим пугалом, попутно расстегнув черный балахон пугала. Внутри оно ничем не отличалось от своих безобидных собратьев с сельских полей. Массивную, угрожающую форму придавала солома, а оружие крепилось веревкой к деревянному каркасу.

– Похоже на… стекло или красный янтарь, – заключил Леон выковырнув из глазницы прозрачный камень красного цвета, именно он и придавал свету от свечи внутри черепа кровавый оттенок. – Будучи внутри черепа, свеча защищена от ветра и дождя, умно, ничего не скажешь.

Осмелев от такого расклада, Зотик снес с пути одно из пугал своей дубиной. Балахон разорвало, и фигура под ним податливо рассыпалась на комья соломы и деревяшки.

– Ничего необъяснимого и даже не дивь, но нужно отдать должное – чертовски изобретательно. Достаточно, чтобы напугать до сердечных коликов любого. – Вынес свой вердикт Готфрид. – Я же говорил, призраки не распивают винцо, Зотик. Кто-то вам голову морочит и сейчас этому кому-то мы зададим хорошую трепку.

– Глядите! – в ужасе выкрикнул Зотик, указав на окна второго этажа, а голос его свидетельствовал о скоропостижной гибели доселе обретенной смелости.

Юноши увидели в высоком окне согбенную фигуру в черном балахоне, ростом под три метра. Длинные пряди черных волос покрывали ее как плащ и тянулись за ней следом, что сопровождалось почему-то гремящим звуком, на фоне завывания, что слышалось даже в Луковках. Существо сжимало и разжимало похожие на кинжалы когти. Внезапно оно остановилось у окна, повернулось и вперилось замогильным взглядом прямо на бесстрашную троицу. У существа были поменяны местами глаза и рот. Неестественно большие, матово-черные глазницы располагаясь там, где у людей был рот. Подо лбом существа расположился сморщенный рот. Зотик от испуга громко пустил ветры и попятился, повалив многострадальную ограду, к которой привязал своего коня. Эквилары инстинктивно прикрылись щитами, ожидая чего угодно. Одно дело ряженые пугала и совершенное другое существо, способное двигаться.