Ксения Шелкова - К нам осень не придёт

Ещё со времён окончания кадетского корпуса, после которого он не пошёл по военной службе, а был зачислен на гражданскую с чином X класса, Владимир осознал, что покорять женские сердца ему было бы куда проще в гвардейской форме. Увы – всякая дисциплина и муштра были противны его натуре, и служба в армии, при всём почёте, представлялась ему каким-то кошмаром. Поэтому единственное, что ему оставалось – носить гражданское платье с не меньшим шиком, чем военные носили свои мундиры.

Поездка с Еленой явилась весьма кстати: первая «атака» удалась. Елена, похоже, не собиралась стыдить его или отталкивать. Теперь надо быть очень аккуратным, не торопить события, и уж конечно, не проявлять повышенного внимания к Елене на глазах Анны и родителей. И главное: ничего не объяснять, не отвечать ни на какие вопросы! Любые слова и оправдания будут звучать нелепо и только ухудшат дело. Его оружие – взгляды, прикосновения, молчание, а когда его игра увенчается успехом, Елена уже будет полностью в его руках.

Елена постучалась к сестре ещё раз и, не дождавшись ответа, отворила дверь. Она всё ещё не пришла в себя после того, что происходило с ней сегодня днём. Будучи во власти своих мыслей, она переступила порог спальни Анет, но никого там не обнаружила. Удивлённая, Елена прошла в будуар.

Оказалось, вопреки наказу доктора Анна самостоятельно покинула постель. В кружевном капоте, с небрежно заколотыми волосами, она стояла перед мольбертом, покусывая кончик кисти…

Елена не стала рассматривать рисунок сестры и испуганно бросилась к ней.

– Анет, ты что?! Немедленно ляг! Доктор же не велел тебе вставать самой, а только при мне или маменьке! У тебя может закружиться голова, и ты упадёшь…

Анна не шелохнулась, вглядываясь в свою картину. Затем она повернулась к сестре и улыбнулась какой-то странной, торжествующей улыбкой. Елена заметила стакан с каплями, стоявший рядом на столике.

– И лекарство не выпила! Анет! Маменька будет сердиться…

– Да и Бог с ним, с лекарством: я, наконец, увидела её! Настоящую… – пробормотала Анна, не поворачиваясь.

– Кого это? – удивилась Елена.

– А вот – взгляни.

Анна отступила, и Елена подошла к мольберту. Сначала ей ничего не удалось понять: казалось, на холсте присутствуют лишь хаотично разбросанные чёрно-серые штрихи. Затем изображение начало обретать чёткие контуры: на переднем плане Елена заметила молодую девушку – или девочку – в разорванной холщовой рубахе. Девочка стояла на коленях, склонив голову – её лицо скрывали чёрные кудри, а на спине зияла кровавая рана. Рядом был мужчина с деревянной чашей в руке. Он будто старался защитить девочку от разъярённой толпы, что потрясала кулаками, камнями, палками, дубинами…

На мгновение всё это показалось столь ужасающе ярким и правдоподобным, что Елена невольно вскрикнула. Вот сейчас эти люди забьют, затопчут несчастных – и тут вдруг девочка взмахнула руками, точно крыльями, и бросилась на землю… Толпа отшатнулась, а на месте несчастной жертвы в воздух взвилась чёрная птица.

– Ворон! – прошептала Анна.

Елена изумлённо глянула на неё: нет, не может быть, им всё это кажется – но большая чёрная птица пронеслась мимо её лица, едва не оцарапав острыми когтями.

Елена охнула, попятилась, в ужасе прижала руки к щекам. Птица металась по комнате, сбивая большими сильными крыльями безделушки и статуэтки на полках; стакан с лекарством полетел на пол, туда же отправились и травяные отвары, приготовленные для Анет маменькой.

Анна проворно отдёрнула занавеску и отворила окно. В комнату ворвались свежий, влажный после дождя воздух и солнечный свет, заставивший обеих сестёр зажмуриться.

– Лети! – воскликнула Анна.

Они стояли перед окном, держась за руки, и следили, как чёрный ворон мало-помалу исчез, точно растворился в золотисто-голубой вышине.

Ей пришлось снова вернуться в лес, за последнее столетие превратившийся из любимого, надёжного убежища в опостылевшую тюрьму. Но здесь она хотя бы чувствовала себя в безопасности. Вот зачем, зачем ей понадобилось снова появляться в том, чуждом и враждебном мире?

Даже чтобы долететь сюда, ей пришлось дождаться наступления ночи: весь день она пряталась на каком-то заброшенном чердаке. Так ведь и там покою не было от кошек и несносных детей! Правда, лишь только они увидели её горящие яростью глаза, блеск иссиня-чёрных перьев и острейшие когти – сорванцы в испуге отступили, а от кошек и духу не осталось, удрали сразу.

Ей не хотелось оставаться в облике ворона подолгу; постоянное и вынужденное пребывание в лесной чаще и без того отдаляло её от желанного и неблагосклонного мира людей. Но обращаться здесь было опасно. Да и вообще, город был не местом для таких, как она. И, если бы на чердак поднялась мать или сестра испугавшихся её пострелят, как можно было бы объяснить им своё появление?

А убить человеческую женщину, мать малых ребятишек, она никогда бы не смогла. Хотя и человеком, как давно мечталось, стать всё равно не вышло. Эх, зря старался тогда и чуть не погиб из-за неё охотник!

А вот и он, принесла нелёгкая. Или поджидал? Быстро же пришлось ему мчаться из густых, непролазных чащоб сюда, в такое близкое к городу место.

Она развернулась на кончике крыла, почти задев крупного волка с поджарым мускулистым телом, тёмно-серой шерстью и странными небесно-голубыми глазами. Волк спокойно – он почти всегда был невозмутим – присел на посыпанную иглами и прошлогодними пожухлыми листьями землю.

Вот чёрный ворон – тот, напротив, долго не мог угомониться, покружил ещё над соснами, высматривая что-то, одному ему ведомое, несколько раз слетал вниз, затем снова взмывал… И наконец, сложив крылья, вихрем пронёсся мимо невозмутимого волка, ударился о землю…

Она поднялась, нервно смахивая с иссиня-чёрных волос прилипшие иголки. Несколько раз едва не расцарапала себе лицо длинными кривыми птичьими когтями; спохватившись, тряхнула кистями рук. Когти исчезли, точно растворились в воздухе – на их месте остались тонкие женские пальчики, обманчиво казавшиеся беззащитными.

– Ты становишься рассеянной, Злата, – чуть насмешливо произнёс волк.

Она не обернулась, лишь дёрнула плечом. Из одежды на ней была лишь длинная холщовая рубаха с полинявшей вышивкой по подолу, рукавам и вороту. Одеяние едва не соскользнуло с плеч, и, почувствовав это, женщина испуганно поправила истончившуюся ткань.

– Не пугайся, некого тут бояться. Да и облик твой ведь уже давно от человеческого не отличается, – спокойно сказал волк.

Она вздохнула и, наконец, повернулась к нему.

– Знаю! Только до сих пор во сне их вижу – тех, что гнали меня от деревни да мавкою кликали. И наяву иногда…