Ксения Шелкова - К нам осень не придёт

– Тебе ведь только тринадцать или четырнадцать лет тогда минуло, – тихо ответил собеседник. – И ты можешь помнить?

– Может, и четырнадцать… Но я всё помню, всё! Я ведь до сих пор так и осталась для них чужой. А здесь я не могу, Всеслав. Тебе хорошо, ты можешь. А я – нет.

– Просто с тобою судьба злее обошлась, а мне, наверное, повезло.

Он встал, вскинулся на задние лапы – Злата много раз видела, как волк обращается человеком и наоборот, но зрелище было настолько диковинным, что тот, кто видел в первый раз, верно, застыл бы в изумлении.

Волк откинул голову назад, шерсть начала исчезать с его морды, зубы – уменьшаться, уши и лапы становились короче, а хвост съёживался, будто горящая бумага, пока не пропал совсем. Мало-помалу перед ней очутился высокий, ещё молодой человек с длинными тёмными волосами, чернобровый, с худым узким лицом, одетый в простую крестьянскую поддёвку. Совершенный обыватель, житель окрестных сёл. Только ярко-голубые глаза остались теми же – такие не спрячешь, не поменяешь даже за несколько веков…

– Ну, здравствуй, Злата! – он шагнул вперёд, обнял женщину и прижал к себе.

– Здравствуй, Всеслав.

Она закрыла глаза, положила руки ему на плечи, прислонилась лбом к широкой, сильной груди. Пожалуй, только так ей было спокойно, только так она могла глубоко и ровно дышать, не думая ни о чём. Но она знала – это ненадолго. Увы.

Всеслав слегка отстранил Злату от себя, внимательно вглядываясь ей в глаза.

– Ну, что: ты видела свою дочь? Признала она тебя?

Ах, напрасно он заговорил об этом прямо сейчас. Ей так хотелось продлить подольше блаженное ощущение покоя, не возвращаться к своей вечной боли, мучительной и радостной одновременно… Ей хотелось подождать, пока она останется одна. Обдумать всё, как следует, и решить, как быть дальше, причём решить самой, ни с кем не советуясь.

Но, наверное, сегодня у него мало времени – а не спросить он не мог.

– Видела. Она теперь признала меня совсем. Она… Она – это что-то невероятное, Всеслав! Сегодня она нарисовала меня на холсте, а потом воплотила, по-настоящему! Ведь иначе-то пока невозможно! Но как она смогла?! И, наверное, в следующий раз…

– Подожди. Не торопись с этим. Злата, ты же знаешь: твоё появление рядом с ней может быть опасным в первую очередь для тебя – а может быть, и для неё. А мы ведь пока не уверены, какой она получилась.

Злата высвободилась из его объятий.

– Я и так сделала всё, чтобы оградить её от того, что произошло со мною. Сёстры говорили, мы были из проклятого рода: все девочки из наших умирали некрещёными, а потом – приходила Она и забирала…

Всеслав мягко прижал ладонь к её губам.

– Тише! Я слышал эту историю много раз, Злата, но… Ты ведь давно уже не одна из них!

– Но кто бы мог поклясться, что с моей дочерью не случилось бы то же самое? Всеслав! Ты думаешь, мне было легко двадцать лет назад бросить новорождённое дитя, когда оно оказалось девочкой? Если бы проклятье воплотилось в ней, я не смогла бы ничего сделать, не смогла бы даже умереть за неё! Я – нечисть, мавка, про́клятая собственной праматерью!

– Злата, дорогая моя! – взволнованно сказал Всеслав и снова прижал её к себе. – Ты давно уже не живёшь мавкою, ты не причиняешь никому ничего худого! Ты ушла тогда от сестёр; а если и был грех…

– Грех был, – шёпотом сказала женщина. – Я не забыла о нём и не забуду.

– Отмолить можно…

– Знаю. Но рядом с дочерью я во плоти появляться боюсь. Вдруг она тоже…

Всеслав промолчал. Они не знали хорошо, какая, собственно, опасность может грозить дочери Златы, если рядом с той появится родная мать – но Злата непоколебимо верила, что делать этого нельзя. Переубедить её было пока невозможно.

– Ты там, дома, только с дочерью повидалась? – хмуро спросил он.

– Нет, но что теперь делать… Всеслав, да ты уж не ревновать ли к мужу собираешься? Будет, перестань. Столько лет прошло.

– Знаешь ведь, что он тебя до сих пор любит, – Всеслав произнёс это не со злостью, а со спокойной горечью. – Это же одна из твоих чар: кто тебя увидит, больше не забудет, не заменит никем, никогда. Верно, и дочери твой дар передался? Никто перед вашей красотой не устоит.

Злата вздохнула. Она ни о чём не жалела, но знала: Всеславу было до сих пор больно даже вспоминать.

– Ты подумай: будь она твоей, как бы она человеком-то стала? Дочь мавки и оборотня! Жило бы наше дитя в болоте, гонимое всеми, ненавидимое…

– Может быть, ей бы и тут было хорошо.

– Мне хорошо не было! – упрямо воскликнула Злата. – Я как в возраст вошла, сделалась готова, тогда и пошла к людям, думала: не найдётся смельчака, кто святой водой окропит, так и пусть прибьют! Если бы не ты тогда – точно бы пропала!

– Смелая ты у меня, гордая… – с горькой нежностью произнёс Всеслав, прикасаясь губами к её чёрным, как вороново крыло, волосам. – Похожа на тебя дочь? Так же красива?

– Очень, очень похожа, будто отражение в зеркале! И она ещё лучше, чем я, только силы своей пока не знает. Послушай, Всеслав, – Злата подняла глаза и ласково коснулась пальцами его щеки. – Обещай мне.

– Всё, что скажешь!

– Так вот: ты хоть и оборотень, и существование твоё уж много веков длится, но ты всё-таки и в людском миру принят, у тебя и поместье, и состояние, и друзья… Никто из ныне живущих о твоей тайной жизни не подозревает. Так если со мной случится что-нибудь…

– Злата! – молодой человек протестующе поднял руку.

– Нет, не перечь! Кроме тебя, мне некого просить. Позаботься о моей дочери, присмотри за ней! Ты в открытую сможешь за неё вступиться, если нужно будет.

Всеслав был удивлён.

– Злата, милая, у неё же сестра, отец, мать, то есть мачеха – да и сама девица, чай, давно не дитё малое. Разве её там обижают? От кого её защищать?

Но Злате было тяжело объяснить постоянную тревогу за оставленную много лет назад дочь. Они, по сути, были чужими друг другу; неизвестно, встретятся ли они когда-нибудь спокойно, лицом к лицу, будучи в человеческом воплощении? Правда, у дочери другого и не было, но кто знает?..

Да и в любом случае, хоть даже она захочет, никто её в семью, оставленную много лет назад, не позовёт и не примет. Злата надеялась лишь, что дочь когда-нибудь её простит. Может быть.

И Всеслав пообещал – просто чтобы успокоить ту, которую любил и принимал безоговорочно уже столь долгое время, со всеми её страхами, сомнениями, изменами, преступлениями невольными – и горячим раскаянием, желанием искупить грехи.

А немного позже Всеслав на руках внёс уснувшую в его объятиях Злату в их тайное укрытие – домик, собственноручно выстроенный им здесь, неподалёку от речки Лустовки. Здесь для них было безопасно. Места болотистые, вокруг – топь: человеку не подойти, а зверей они не боялись.