Анастасия Королёва - Затворница

Дверь в воротах открылась со скрипом – надо бы сказать Алексу, чтобы смазал её, да и вообще привёл в порядок этот чудноватый механизм, что отвечает за работу массивных железных створок.

И только когда оказалась на привычной мне территории, я выдохнула спокойнее. Как бы я ни храбрилась, ни пыталась играть навязанную мне роль – это даётся невыносимо тяжело. Раздвоение личности ещё никого до добра не доводило. Во всяком случае, в медицинских книгах, которые я нашла в библиотеке, больных этим недугом запирали в специальных домах, где они не могли навредить себе и окружающим. Для меня таким домом стал замок – ведь кроме старого пса Грома здесь больше никого не было. А навредить матёрой собаке у меня вряд ли получилось бы.

Дневной жар спал, и по аллее, что вела к замку, расплескались тени от карликовых вишен и кустов ежевики. Аромат цветов и ягод кружил голову, заставляя расшалившиеся нервы успокоиться. Я опустилась на скамью под навесом и только прикрыла глаза, как услышала торопливые шаги со стороны дома.

Встрепенулась, резко встала и увидела вдалеке её – мою сестру. А рядом с ней хмурого мальчика, едва ли старше девяти лет.

Как бы я ни готовила себя к этой встрече, всё равно почувствовала, что земля уходит из-под ног и воздух вдруг становится вязким и горячим. Вот она, здесь, рядом, но, несмотря на мнимую близость, мы невыносимо далеки друг от друга. И этого уже никому не исправить.

Я смотрела на неё пытливо, отмечая, что именно в ней изменилось за эти годы. Она повзрослела, однозначно повзрослела, черты лица стали резче, грубее, – взгляд острым и пронзительным. Эта девушка – хотя нет, теперь уже женщина – показалась мне чужой.

– Здравствуй, – обронила первая, желая прервать эту звенящую тишину, что невидимой тетивой связала нас.

От моего голоса – хриплого и дребезжащего – она вздрогнула. И отступила на шаг. Наверное, неосознанно, но сердцу это не объяснить, оно болезненно сжалось и разлетелось на тысячи осколков.

– Здравствуй, – тем не менее она быстро взяла себя в руки. И это не удивительно: Диона всегда умела держать эмоции в узде, в отличие от меня.

На мальчика мне смотреть не хотелось, так же как и на сестру, поэтому я бросила взгляд на окна замка и спросила:

– Родители?

Диона порывисто выдохнула и жёстко произнесла:

– Они не приехали, Элизабет. Никто не приехал.

Слова, словно камни, врезались в меня, выбивая остатки воздуха. Не приехали… Никто не приехал. И он тоже.

Мне хотелось выглядеть равнодушной и спокойной, но не получалось, голос дрожал и срывался, а фразы сами слетали с губ:

– Это неправда, Ди, скажи, что это неправда?

Наверняка я выглядела жалко. Но… Десять лет одиночества, десять лет надежды на прощение. Прощение, которое мне было так необходимо, чтобы жить дальше. А меня лишили и этого.

– Элизабет, – безжалостно отмахнулась сестра. – Прекрати. Если бы не… – тут она всё же запнулась, и я увидела, как её мнимая выдержка трещит по швам, – Грэгори, я бы тоже не приехала сюда.

Услышав своё имя, мальчик вздрогнул всем телом, а мать, не оставив ему и секунды для сопротивления, подняла детскую ладошку вверх, демонстрируя почерневшую кожу на запястье.

– Видишь? – прошипела она зло.

«Это всё из-за тебя!» – так и осталось там, в её сердце. У неё не хватило смелости сказать мне эти слова в лицо.

Между нами вновь опустилась тишина. Но на этот раз мне не хотелось, чтобы она прерывалась. Хотелось лишь одного – закрыть глаза, а потом открыть и понять, что это всё сон. Дурной сон, что развеется вместе с утренним туманом.

– Его вещи в гостиной, – наконец вновь заговорила Диона. – Там есть всё необходимое; если что-то будет нужно, напишешь, и я переправлю порталом.

Пока она говорила, я пыталась понять лишь одно:

– Стой, ты хочешь сказать, что оставишь его здесь одного?!

– Почему же? – пренебрежительно фыркнула она. – Не одного, а с тобой.

Я всё же посмотрела на мальчишку – его трясло, а по бледным пухлым щекам катились крупные слезинки. Я могла понять её ненависть ко мне, но к собственному сыну? За что? Он, так же как и я, не виноват в случившемся. Хотя в мою невиновность не поверят никогда.

– Диона, ты слышишь, что говоришь? – спросила хрипло, стараясь унять дрожь, которая передалась от мальчишки ко мне.

– Слышу, – сестра вновь спряталась за стеной равнодушия. – Но не тебе меня учить, Элизабет.

Если не мне, то кому?

– И он , – имени я не произнесла, но мы обе прекрасно знали, о ком идёт речь, – согласился?

Взгляд Дионы вспыхнул ненавистью:

– Не твоё дело, слышишь? Не. Твоё! – на последней фразе её голос сорвался на крик, что эхом разнесся по саду.

Не моё…

– Грэгори останется здесь, – пытаясь успокоиться, тихо произнесла Диона. – Насчёт вещей я сказала, а мне пора.

Она хочет уйти, вот так бросить здесь сына и уйти. Как когда они все бросили меня. Мальчик, кажется, только сейчас понял, что происходит. Возможно, он до последнего надеялся, точно так же, как и я, что это лишь сон? Очередной кошмар, ничего не значащая иллюзия?

Грэгори вцепился в руку матери и тихо захныкал:

– Мама, мамочка, не оставляй меня здесь, прошу. Ма-а-ама!

Это невыносимо! Как такое возможно? Неужели это та девочка, которая когда-то таскала меня тайком от родителей на конюшню, чтобы покормить маленьких беспомощных котят? Та, кому я завидовала и на кого хотела быть похожа?

– Хватит, Грэгори, – её крик, наполненный и злостью, и болью, вновь прорезал тишину. – Я уже всё объяснила тебе.

Разве важны для этого мальчишки объяснения? Когда привычный мир рушится, мало знать причину разрушения… Нужно ещё научиться выживать там, куда судьба забросила тебя. Но вряд ли ребёнок его возраста это знает.

– Ма-а-а-ма, – громче закричал он и ухватился руками за подол ее платья.

Я не выдержала, отбросила клюку и быстро подошла к ним.

– Останься, – попросила её, чувствуя, как по щекам катятся горячие слёзы. – Я не буду попадаться вам на глаза, уйду жить в домик конюха. Только останься с ним.

Диона замерла. Выдохнула шумно и произнесла спокойным голосом:

– Не говори глупости, – это мне, и уже сыну: – Грэгори, мы не раз говорили с тобой на эту тему. В конце концов, ты будущий мужчина, прекращай реветь!

Строгий выговор, от которого мальчишка резко замолчал; мне показалось, что он попросту захлебнулся собственными слезами. Только стоял и смотрел широко распахнутыми глазами на мать.

«Будущий мужчина» – это так далеко, а здесь и сейчас ему было плохо и страшно. Перед глазами пронеслась картинка, когда из замка уезжали родители вместе с сестрой. Нет, в тот день я уже не плакала и не молила их о прощении, всё это было сделано задолго до того, как они окончательно решили меня бросить. Но боль была настоящей, а не выдуманной.