Оливия Штерн - Герцогиня

Он вышел, уселся на крыльцо, прикрыв глаза, и стал дожидаться утра. Даже задремал к рассвету, снилось что-то очень приятное, но что – не запомнил. Едва забрезжил первый свет, Максимус поднялся и рванул к дому старухи, у которой побывал накануне.

Церемониться не стал. Пинком распахнул хлипкую дверь, навис над хлопающей спросонья глазами женщиной.

– Нож. Где нож, которым была убита Каппа?

– Черт тя побери, – выругалась бабка, – закопали мы его в огороде, как и положено, чтобы больше никому…

– Показывай, – процедил Максимус, чувствуя, как разливается внутри раскаленным оловом ярость.

Он – дурак.

Зачем столько ждал?

Надо было идти ночью, будить эту старуху, вытрясти из нее все подробности…

С другой стороны, искать, где был зарыт нож, ночью, в бескрайних огородах?..

– Ох-хо-хох, – кряхтя, старушенция поднялась с лежака, – так то ж не я его закапывала, добрый господин, то ж Мирка…

– Какая еще Мирка? Идем к ней…

Еще через час и за десять монет орудие убийства было добыто из-под земли рядом с грядкой огурцов. Копать пришлось довольно глубоко и Максимусу, потому что деревенские тетки наотрез отказались прикасаться к этой гадости.

***

Восток неба полыхал словно вскрытая рана. Деревня просыпалась. Очередной кошмар остался в прошлом. На новеньком, блестящем лакировкой автомобиле прибыл Посвященный из Приюта Ангелов, дабы провести ритуал предания Каппы земле. Он был совсем еще молодым мальчишкой. Глаза – как у теленка, темные, доверчивые и грустные. Лицо добродушно-округлое, присыпанное веснушками. Видно, что из низов парень. И ему совсем не шла светло-серая хламида до пят, традиционное одеяние Посвященных, в полах которой он то и дело путался.

Приглаживая буйные вихры цвета темной меди и смешно при этом вытягивая тощую шею, паренек окинул взглядом собравшихся во дворе Каппы. Максимус в тот же миг ощутил легкое, заинтересованное касание Дара, отвернулся – но Посвященный тут же подошел.

– Доброго утра, мистер…

– И вам того же, Узривший Лики, – Максимус улыбнулся мрачно, все еще вертя в руках перепачканный землей и засохшей кровью нож с узким, иззубренным лезвием.

Посвященный ничуть не смутился.

– Я вижу, вы не из здешних, – начал он мягко, не переставая коситься на пляску лезвия в пальцах Максимуса, – вы были знакомы с убитой?

– Отчет будете составлять?

– И отчет в том числе, – парень снова пригладил вихры, – мне нужно знать, кто оплатит обряд, и я не уверен…

– Сколько?

Максимус отсчитал несколько серебряных монет и аккуратно вложил их в худую ладонь.

– Вы знали убитую? Она вам родственницей приходилась? – не унимался мальчишка.

– Она была хорошей целительницей, правда, без лицензии, – Максимус сложил руки на груди, мысленно укоряя себя за то, что не убрался со двора раньше. Теперь вот прицепился Посвященный, хочется послать его куда подальше, но вроде как нехорошо, парень жизнь свою положил на утешение таких вот простых людей. Хотя, скорее всего, у него и выбора-то не было: один из десяти детей, родители не могли всю эту ораву прокормить, и отдали мальчишку, едва достигшего семилетнего возраста, в ближайший Приют Ангелов.

– А вы, вы сами? – внезапно Посвященный уставился на нож, – вы тоже ведь… с Даром?

– Им некому было заниматься, и он совершенно неразвит, – с деланным равнодушием сказал Максимус. И снова ощутил как будто прикосновение паутины к лицу. – Прекратите ваши штучки, Посвященный. Вы не имеете никакого права меня прощупывать, без свидетелей и соответствующего протокола. Тем более, если у вас дар Видящего.

Внезапно парень вздрогнул. Но отнюдь не от резкого тона. Он поднял руку на уровень груди.

– Что с вашим сердцем? Кто… осмелился это сделать?

Надо было заканчивать со всем этим трепом.

– Займитесь обрядом, Узривший Лики Ангелов, – процедил Максимус, – и не лезьте туда, куда вам не следует. Поверьте, это не всегда полезно для здоровья.

В телячьих глазах плескалось ничем не скрываемое удивление. Но – понял, попятился медленно. Еще раз поглядел задумчиво.

– Ваше право, мистер. Я никому ничего не скажу. Но… я мог бы облегчить тот груз, который вы несете на плечах. Слишком много смертей на вас… В общем, заходите в Приют Ангелов, тот, что в излучине Дэная. Спросите брата Верджила. Или прямиком идите в мою келью, она следующая за «Нисхождением Ангелов». Вам нужна помощь, мистер.

– Всенепременно, всенепременно.

Понаблюдав еще немного за приготовлениями, Максимус вернулся в машину. Он досадовал на то, что не убрался вовремя и засветился перед Посвященным. Это было нехорошо, мальчишка мог сболтнуть лишнего, а мог и прямой отчет представить о встреченном убийце, да еще с такими физиологическими особенностями. Все же подпольная операция, столь изменяющая тело человеческое, была под строжайщим запретом; только Ангелам была дана власть распоряжаться формой и содержанием плоти смертных… Но Максимус был ручным любимцем Дерека Вилмера. Что они сделают герцогу?

…И тут же ответил сам себе.

Герцогу – ничего.

А вот от тебя с превеликим удовольствием избавятся. И Вилмер сам перережет тебе горло, дабы не запятнать свою драгоценную репутацию перед Всеангельским собранием Перкотта и собранием Двенадцати из Мелебрской резиденции.

Он глухо зарычал. Да что ж это за невезение сплошное?

Украденный Источник.

Письмо с угрозой.

Теперь, вот, брат Верджил…

«Его придется убить, пока не растрепал лишнего, – вдруг понял Максимус, – но это придется сделать уже после того, как я поговорю с веселыми ребятами из леса».

А вдруг не успеет? И мальчишка Посвященный доберется до Приюта и накатает доклад на много листов?

«Нет… Обряд довольно длительный. Потом к нему потянутся деревенские со своими мелкими проступками… Брат Верджил застрял здесь до конца дня».

– Вот идиот, – прошептал Максимус, – еще сказал, где искать. Ну что ж, брат Верджил, этим вечером мы встретимся.

Приняв решение, он вдавил педаль, замыкая абраксовую цепь. Машина рванула по дороге, вздымая дорожную пыль, и Максимус в который раз позавидовал соседней Сфере. По части автомобилей там было все куда лучше.

***

Проехав несколько миль еще дальше, на север, он притормозил, съехал на обочину. Вокруг – ни души. Над головой медленно плывут ватные облачка, вдалеке белоснежным миражом повисли горы. Темный ельник клиньями врезается в поля, постепенно к линии горизонта сливаясь в единый массив.

Максимус вдохнул глубоко. Выдохнул, успокаиваясь и приводя мысли в порядок. Отчего-то встреча с братом Верджилом не оставила равнодушным, зацепила. Помимо воли Максимус продолжал думать о молодом Посвященном, еще и, отчего-то, мысленно оправдываясь – мол, я не виноват, что меня таким сделали.