Владимир Корн - Счастливчик Леонард

Посудина, которая с трудом смогла вместить нас пятерых, действительно выглядела утлым челном. Узкая, она едва не черпала воду бортами, настолько те были невысоки. Недаром же Головешка крепко вцепился в них руками, опасаясь даже шелохнуться. Хотя что с него взять, с жителя пустыни, где воду по большей части добывают из колодцев? Если даже во время нашего путешествия по величавой Ялне он боялся подойти близко к борту, а ведь там была не лодка – настоящая ладья, с мачтой и парусом.

На носу с веслом в руках находился Алекс, изредка бросавший отрывистые команды через плечо Блезу, который, тоже с веслом, пристроился на корме: «Возьмем ближе к берегу. Примем правее. Держим между тех двух бурунов». А еще он изредка вполголоса проклинал луну, которая время от времени скрывалась за облаками.

Когда накануне вечером я подошел к кузнецу и сказал, что, возможно, смогу помочь, но потребуется помощь и его самого, он ответил коротко:

– Лео, ради нее я готов на всё. – И взгляд Алекса ясно давал понять, что «всё» – это именно всё . Он понимал, что самый надежный способ освободить Фелицию – убить Колтура вместе со всеми его людьми.

Тогда, на крохотной деревенской площади, когда забирали Фелицию, Алекса удерживали сразу несколько человек, уронив его на землю и навалившись сверху. Его удержали, но, опасаюсь, все они, его земляки, которых он знал всю свою жизнь, навечно стали его врагами.

Я взглянул на бледного даже в темноте Алекса и покрепче прижал к себе Клер. Представляю, что творится в душе у него сейчас, когда его любимая находится в руках тех, для которых нет ничего святого!

Мы стремились опередить отряд Колтура, встретив его в подходящем месте, где свидетелей не будет, и река Пауда должна была нам в этом помочь. Местные дороги извилисты, как мысли философа; выехали они уже во второй половине дня, и потому им так или иначе придется встать на ночевку в Карминах, такой же небольшой деревушке, как и та, которую мы покинули, едва на небе появились первые звезды.

Первоначальный мой план, от которого мы отказались, потому что не успевали по времени, заключался в том, чтобы наведаться в Кармины и попытаться тихо, без всякого шума, Фелицию освободить. Наверное, в этом случае я смог бы даже справиться в одиночку.

Все‑таки пара лет, проведенных в воровской среде Ганта, стольного града Андлавии, научила меня многому. Это было еще в те времена, когда мне пришлось покинуть нашу цирковую труппу. Вернее, сбежать из нее. Мне как раз исполнилось пятнадцать, и господин Крейт – основатель цирка, его владелец и прочая – решил, что пора меня женить. На своей дочери, которая была старше, у нее уже был ребенок, а самое главное – я не испытывал по отношению к ней абсолютно ничего. Даже малейшей симпатии, поскольку выглядела та вечно сонной, с постоянно брезгливым выражением лица, и единственный талант ее заключался в том, чтобы на пустом месте устроить скандал.

– О чем думаешь, Лео? – неожиданно поинтересовалась Клер, которая, как я считал, давно уже дремлет.

– О жизни, – честно признался я. – Спи, так время быстрее пройдет. Не замерзла? Давай я тебя курткой прикрою?

– Спасибо, не надо. – И спросила еще неожиданнее: – Лео, а каково это – убивать людей?

Поначалу ее вопрос меня удивил: сам же видел, во время нашего вояжа по Ялне, когда на нас напали речные пираты – минимум двое от ее арбалета отправились на тот свет. Затем подумал: одно дело, когда чья‑то смерть от твоих рук происходит на расстоянии полета арбалетного болта. И совсем другое, когда лицом к лицу, когда видишь в упор яростное выражение лица твоего врага, когда тебя обдает запахом его пота, когда чувствуешь, как рвется его плоть под ударом твоего клинка. И как ярость в его глазах сменяется недоумением: «Как же так? Почему я?» И в следующее мгновение увидеть, как угасает в них жизнь.

Так вот, промышляя воровством в Ганте, я попал в неприятную историю, отчего едва не угодил на каторгу. И потому с радостью согласился, когда мне предложили выбор: вступить в королевскую рать или славно помахать кайлом в каменоломнях ближайшие несколько лет. Как раз началась война с соседним Брагантом, и нашему королю срочно потребовалось много, очень много солдат.

Взяли меня конечно же не в гвардию. Там, куда я попал, многие личности ничего, кроме омерзения, не вызывали, и самое место им было на виселице. Потому и относились к нам соответственно. Нас не жалели, посылая туда, где найти верную смерть было чрезвычайно легко. Тогда‑то я и убил первого человека – брагантца. А затем еще и еще, потому что выбор был между их и моей смертью. Так продолжалось больше года, пока мы не попали в такое пекло, что полегли почти все поголовно. Мне посчастливилось остаться в живых.

Две недели я находился между жизнью и смертью в доме сердобольных людей, а когда пришел в себя, узнал, что наш король, полностью утолив свои полководческие амбиции, успел заключить с Брагантом мир.

Конечно же в армию я не вернулся. Да никто меня и не искал, вероятно, посчитав убитым. Ну а затем, в каком‑то придорожном кабачке, повстречался с охотниками за сокровищами Прежних. Пообщавшись с ними, пришел к выводу, что это занятие именно для меня. И всего‑то за четыре года стал Счастливчиком Леонардом, собрал свою команду, сделал некоторые накопления, которые, спасая самое ценное – собственную жизнь, пришлось бросить, а самое главное – приобрел смертельного врага в лице Брестиля. И еще, наверное, нашел свою любовь. Но с этим пока еще не до конца все ясно.

– Не женское это дело – убивать, – наконец ответил я. – Убивать – это всегда страшно.

Почему‑то мне подумалось, что Клер сейчас начнет возмущаться: мол, вечно ты делишь людей на мужчин и женщин, но она лишь кивнула и прижалась ко мне еще крепче. И даже ничего не сказала, когда я осторожно поцеловал ее в щеку.

– Ненавижу этих ублюдков, – поморщившись, сказал Блез.

– Да кто же их любит? – вполне резонно заметил я. – Что сейчас, что прежде, когда они были обычными бандитами.

Мы наблюдали за отрядом из семи всадников с вершины заросшего кустарником холма. Позади отряда шла тяжело груженная телега, где за вожжами сидел пожилой мужик, почти дед. Что особенно радовало, одна нога у него заканчивалась деревяшкой, а значит, полноценным воином он быть никак не мог. Фелиция пристроилась позади него, посреди каких‑то тюков, мешков и еще чего‑то. Словом, всего того, что эти люди посчитали ценным, чтобы закрыть крестьянам их долг.

В голову упрямо не лезло ничего.

Все‑таки справиться с семерыми вооруженными и защищенными доспехами всадниками было бы нам проблематично. По большому счету надеяться я мог только на Блеза.

О Клер и говорить не приходится. Хотя, если судить по ее лицу, она полна решимости собственноручно лишить жизни всех восьмерых. Как же, ведь Алекса лишили его любви! А то, что рядом с ней самой находится человек, который ее любит и к которому она относится как к пустому месту, – такие пустяки! Я едва не сплюнул от злости.