Владимир Корн - Счастливчик Леонард

– Неужели дотопали? – И Блез с блаженной улыбкой скинул мешок с гнумбоксом, до нервных колик надоевшим ему.

– Похоже на то. – Головешка пристроил свою поклажу рядом.

На обочине выросла куча из наших мешков, от которых каждый поспешил избавиться. Понятно, что через некоторое время снова придется их надеть, и все же, все же… Некоторое время мы молча сидели на обочине, пока Блез наконец не спросил:

– В какую сторону пойдем?

Вопрос насущный. Наш путь лежит на юг, а дорога ведет с востока на запад. Или с запада на восток, кому как больше нравится.

Я лишь пожал плечами: знал бы всегда все заранее – не попал бы в ту ситуацию, из‑за которой пришлось покинуть Андлавию. Пойдешь наугад – и через некоторое время дорога повернет на север. Или не повернет, но начнет уводить от ближайшего селения, в которое мечтается попасть как можно скорее.

– С той стороны кто‑то едет, – указала Клер. – Поравняются с нами, тогда и спросим.

Слух у нее тонкий. Не дар, как у меня – зрение; у всех женщин такой. Они вообще, когда надо, а особенно когда не надо, все услышат. То‑то я смотрю, она прихорашиваться начала!

«Как же, сейчас откуда‑нибудь из‑за поворота покажется карета с графом или на худой конец с бароном, – вспомнились мне ее слова. – Едва он на тебя только взглянет, так сразу и влюбится. Затем увезет в свой замок, чтобы тут же повести под венец!»

Кареты не случилось – через некоторое время из‑за поворота показался обоз из нескольких телег. Не купеческий: крестьяне возвращались домой. Почему именно возвращались? Понять несложно, если задействовать логику, а у меня с ней всегда все в полном порядке.

Сейчас им самое время быть на полях. Если они покинули деревню, значит, для того чтобы что‑то продать. Товар у них всегда объемный: мешки, короба, связки и так далее. У этих же телеги почти пусты, а то, что в них лежит, прикрыто сверху рогожей от посторонних глаз.

Вся моя логика рушится только в том случае, если они отбывали гужевую повинность у своего господина. Но вряд ли тот станет отрывать их от полевых работ в самое горячее время. Совершенно не в его интересах: ему нужен оброк, величина которого зависит от величины урожая. Да и лица у крестьян слишком довольные. Непременно пропустили в городе за удачный торг стаканчик‑другой, еще и с собой прихватили. Ну как же: дома им жены только по великим праздникам и позволяют. А тут вот она – свобода, которая женатого мужчину пьянит, как крепкое вино. Нет, не хочу быть крестьянином. Пусть меня лучше в подземельях камнями завалит или насквозь пронзит ржавым железным прутом. С единственным условием – чтобы уж сразу насмерть.

Вспомнив слова Михая о господине, который утверждал, что в глуби Сагании с ними все строго, я покосился на Клер. Достаточно ли она прониклась тем, что он у нее есть? Хотя бы для того, чтобы в нужный момент принять убедительный вид? Если судить по ее поведению, никакой уверенности в этом не было, что заставило меня тяжело вздохнуть.

– Здравы будьте, сельчане! – поприветствовал я тех еще на подходе.

Пожилой осанистый мужик в соломенной шляпе, управляющий головной телегой, остановил ее с такой готовностью, как будто только и ждал, когда его окликнут.

– И вам не хворать, – обвел он взглядом нашу четверку, задержавшись на Клер.

Едущий на второй телеге, эдакий деревенский сбитень – крепыш‑здоровяк, розовощекий и голубоглазый, вообще глаз с нее не сводил.

Мне даже захотелось надвинуть ему на морду его ярко‑зеленый берет‑бонет с пышным пером, отдающим фиолетовым, выглядевший настолько новым, что можно было нисколько не сомневаться – приобрел он его буквально на днях. А то и сегодня утром.

Тоже мне, господин нашелся! Езжай, модник, своих деревенских клух охмуряй!

Клер, от которой конечно же не ускользнуло то, как я на него смотрю, в пику мне ласково ему улыбнулась, отчего парень едва не расплылся по сиденью от счастья.

– С города возвращаетесь? – спросил я у старика.

– С него самого, – кивнул он.

– И далеко до него?

– К вечеру точно дойдете.

– А как он называется? – присоединился к разговору Головешка, как будто бы название города могло бы ему о чем‑нибудь сказать.

– Арденья, – все так же словоохотливо ответил дед.

– И большой он, город?

– Арденья‑то? – переспросил он. – Да уж не малый. Поболее только Стоклерт будет, да столица – Лисгарит. Сами‑то кто? – поинтересовался он, как будто по нам не было видно. И, не дождавшись ответа: – Девка‑то чья будет?

– Ничья. На продажу ведем, – сказал я назло Клер, услышав, как та фыркнула за моей спиной после его вопроса. Нечего было улыбаться этому франту в бонете. – Пошли, – обратился я уже к своим, – чтобы до вечера точно успеть.

– Хороша девка! И сколько за нее просишь?

– Меньше чем за десять талеров даже разговаривать не стану.

Вряд ли у них найдется и пятая часть этих денег, так что пусть успокоятся сразу.

– Стоит она того, – со знанием дела кивнул дед. – Но в будний день не продавайте, цену не возьмете – посоветовал он. – Дождитесь выходных.

– Спасибо, отец! – поблагодарил я его уже в спину. – Обязательно дождемся.

Проезжающий последним возчик протянул руку к стоявшей на обочине Клер, намереваясь то ли погладить, то ли щипнуть, то ли хлопнуть, то ли что‑то еще: все равно, мол, на продажу, от нее не убудет. И господина, чтобы за нее заступиться, нет.

Зря он, конечно, так поступил. Перехватив руку, Клер дернула ее так, что бедолага вывалился из телеги в дорожную пыль. Признаться, опередила она меня всего‑то на какое‑то мгновение.

Возможно, все получило бы продолжение, но Головешка перехватил арбалет, Блез с самым недвусмысленным видом положил руку на эфес палаша, а сама Клер стала похожа на разъяренную кошку. Вернее, пантеру. Так что эти люди не сочли благоразумным с нами связываться. Хотя нисколько не сомневаюсь: у каждого из них в телеге припрятано какое‑нибудь средство от проблем, которые могут случиться с ними в дороге. В виде топора, остро наточенного засапожного ножа или даже особым образом прикрепленной к черенку косы, что сразу делает ее ничуть не хуже пики.

Пробурчав что‑то недовольное, мужик вскарабкался на телегу и со злостью хлестнул ни в чем не повинную лошадь, отправляя ее в путь. Остальные сделали вид, что ничего не произошло. Ну и как мне тут было удержаться от соблазна и осуждающе не посмотреть на Клер: «Видишь, из‑за тебя лошадке досталось! Могла бы и потерпеть, заодно хихикнув. Или что вам в этом случае положено сделать?»

В ответ прилетел полный гнева взгляд девушки, не предвещавший мне за недавние слова ничего хорошего.

Хвала небесам, Клер успокоилась быстро, и мне даже не пришлось озвучивать заготовленную в свое оправдание речь, что, мол, в Сагании такие обычаи и нам следует их придерживаться.