Алексей Чурбанов - Русские исповеди

Они и место с другом-мэром Порошиным подобрали. Как заканчивается частный сектор, к ручью идёт полевая дорога, у которой стоят развалины часовни, а за ними брошенный коровник. Вот от коровника (который, конечно, нужно снести, а часовенку, наоборот, восстановить) и до Мокрого луга пятнадцать-двадцать больших участков нарезать, не скупясь, по полгектара каждый, чтобы не коттедж, а имение возвести на радость себе и потомкам. Колодин с Порошиным и соседей уже себе подобрали: главного архитектора города, бывшего председателя горисполкома, народного писателя всероссийского масштаба, других не менее уважаемых и приятных людей, и переговоры с ними провели. Поэтому интерес Колодина был в том, чтобы Мокрый луг и окрестности его вместе с передаваемым военными участком леса присоединить к заказнику. Тогда был шанс защитить столь близкий сердцу Василия Петровича пейзаж.

Колодин решил не юлить, отчасти потому что не любил, а отчасти потому что с этими людьми юлить было опасно, и рассказал о своём интересе, сведя его, однако, к сохранению в Елизаветинке уникального природного ландшафта и созданию в его окрестностях нового экологичного района малоэтажной застройки.

Колодина поняли правильно, и Хунданов заметно повеселел: «Если дело в экологичной малоэтажной застройке, то – договоримся».

– Конечно, Тимур Адрианович, но Мокрый луг должен стать частью заказника, – не спустил бизнесмену Колодин. – Об остальном будем договариваться.

– Под Мокрый луг иностранные инвесторы денег дадут, – в голосе Хунданова послышалось разочарование, а его лёгкий восточный акцент стал чуть более явным. – Без него проект не реализуем.

– Ну, значит…, – начал, было, Колодин, однако Бубнов перебил его: «Технические вопросы сегодня не обсуждаем». Потом шумно встал, оглядел собравшихся и резюмировал: «Я своим распоряжением создаю комиссию с участием всех заинтересованных сторон. Там и завершим обсуждение. Прошу соблюдать конфиденциальность. Все свободны». Повернулся и быстро вышел из помещения.

С уходом губернатора атмосфера стала разряжаться. Хунданов забрал со своего места тонкий кожаный портфельчик и, ни на кого не глядя, двинулся к выходу. За ним торопливо выскочил эколог. Военный подошёл к Колодину с явным намерением познакомиться поближе, но Василий Петрович решительным движением протянул ему руку, которую тот вынужден был пожать и тем самым завершить общение. Когда Колодин остался один, подошла уже знакомая ему девчонка и сказала: «Аркадий Андреевич просит Вас остаться ещё на полчаса.

– С удовольствием.

Через пять минут стремительно вошёл Бубнов, снимая на ходу тяжёлый пиджак.

– Марина, – обернувшись, крикнул он в открытую дверь, – принеси нам чаю, коньяку и закусить.

Аркадий Андреевич подошёл вплотную к Колодину, дородный, гладкий, красивый: в белоснежной рубашке и широких шёлковых помочах в синюю клетку. Вокруг глаз – сетка морщинок, но щёки, шея гладкие и ухоженные. Волосы уложены безупречно. Колодин невольно залюбовался Бубновым – так он был при всей свой грузности изящен и гармоничен. Сразу видно человека на своём месте.

Сам Василий Петрович не приобрёл положенного ему по рангу лоска, да и не очень старался: стригся в разных салонах (а надо у своего парикмахера), ходил в костюмах неизвестных производителей (а надо выбирать из десятка уважаемых фирм), мог надеть галстук или ботинки, купленные в супермаркете (в его окружении это однозначно считалось недопустимым). Тщательно выбирал для себя только несколько аксессуаров: часы (по неписанной традиции выбранные им часы получены в подарок за безупречную службу), очки (заказывал у известной фирмы в Германии) и носки (прихоть, имевшая корни в далёком детстве).

С Бубновым Василия Петровича свела судьба года за два до памятной новогодней отставки президента Ельцина. Трудные это были годы для чиновничества, принёсшие много обид и разочарований. А Аркадий Андреевич Бубнов тогда только избрался губернатором и приехал в Москву искать поддержки сильных мира сего. Щегольски одетый, открытый, не пуганый ещё, а скорее даже лихой, но при этом, в чём позже убедился Колодин, расчётливый и умный.

Колодин дослуживал в администрации президента и искал возможности спрыгнуть с подножки поезда, шедшего, как многим казалось, чуть ли не под откос. Многим, но не Бубнову. Не без помощи Василия Петровича Аркадий Андреевич наладил контакты с нужными людьми, и его личные дела и, что важно, дела региона пошли в гору. Они оставались с Колодиным хорошими приятелями, но статус губернатора, конечно, по всем статьям перебивал статус заместителя министра, пусть и федерального.

– Давай поздоровкаемся теперь по-свойски, – сказал Бубнов, обнимая Колодина за плечи, – борец ты наш за экологию. Сейчас мы с тобой выпьем, закусим, и ты мне про столицу будешь рассказывать.

– Согласен. А вы мне про здешнюю жизнь.

– Так вот она, наша жизнь, – развёл руками Бубнов, указывая глазами на симпатичную референтшу, бесшумно сервировавшую столик на двоих у открытого окна. – Ты же видел сегодня, скольких дармоедов нужно ублажить, чтобы святое дело сделать – заказник расширить.

Подождал, когда девчонка выйдет, и подтолкнул Колодина в спину: «Пойдём».

– Здесь чисто? – скорее по привычке поинтересовался Василий Петрович.

– Абсолютно. Перед каждым приездом мои люди проверяют. Думаешь, кто-нибудь из гостей? Можем музыку включить, если боишься.

– Я не против.

– Мариша, поставь нам что-нибудь душевное… Любу Успенскую или Колю Расторгуева.

– Хорошо, Аркадий Андреевич, – послышался звонкий голос из-за двери.

Колодин подошёл к открытому окну, выходившему в сад, и вдохнул аромат цветущего шиповника. Он смотрел на клумбу с «анютиными глазками», остриженную траву на лужайке, и ему представлялся пионерский лагерь, где он по-мальчишески мучительно и сладко влюбился в пионервожатую Лизу. Белый верх, чёрный низ. Пионерский галстук, который потом расписывался глупыми пожеланиями…

Воспоминания Василия Петровича прервал Бубнов, который с гагаринским «поехали!» первый жадно опрокинул рюмку коньяка, налитого им собственноручно из чёрной бутылки матового стекла.

Колодин присоединился к губернатору. Они быстро выпили по три рюмки и теперь не торопясь закусывали.

– Лихо мы сегодня вопрос решили, да? – изящным движением отрезая кусочек сёмги, спросил Колодина Бубнов, – двадцать минут, и всё.

Василий Петрович кивнул, пытаясь прожевать кусок грудинки.

– А раньше все вопросы решались в бане, помнишь, Василий Петрович? Голяком, бывало, на перевернутой шайке государственные документы подписывали, пока девчонки нам спинки тёрли. Забыто теперь это, как первые коттеджи с башнями из красного кирпича, как спирт «Рояль». Всего десять лет прошло, ну – пятнадцать, а насколько цивилизованнее мы стали? Правда?