Наина Куманяева - Мир был на пороге конца

– Я и не думаю вовсе оказывать вам услугу, – заметила я, – вы самый обыкновенный обманщик, чего ради стану я вам давать деньги?

– Потому что мне они необходимы, говорю вам!

– Очень сожалею, но эта причина для меня еще недостаточна!

Он нерешительно огляделся и на мгновение застыл, прислушиваясь к шорохам в саду. Не знаю почему, но его поведение напугало меня, и я вытащила из-под бумаг револьвер и стала таким образом, что, держа револьвер наготове, не показывала его ему, укрыв оружие за пишущей машинкой.

Когда он снова повернулся ко мне, я прочла на его лице выражение мрачной решимости.

– Вы очень отягчаете мое положение, – сказал он. – Я должен раздобыть деньги.

И он решительно направился ко мне.

Я направила на него свой револьвер.

– Револьвер заряжен, – воскликнула я дрожащим голосом, – еще один шаг и я стреляю!

Он остановился и закрыл лицо руками, словно пытаясь защититься от выстрела. Мне бросилось в глаза, что в его жесте было больше отчаяния, чем испуга.

– Разве вас не учили никогда не направлять на человека дуло заряженного револьвера? – воскликнул он. – Отложите оружие в сторону?

Я сердито топнула ногой, чувствуя, что близка к тому, чтобы расплакаться.

– Уходите, говорю вам! Здесь вы ничего не добьетесь!

Но он не трогался с места. Несмотря на то, что револьвер был направлен на него, он продолжал приветливо смотреть на меня, и на губах его играла улыбка.

– Боже! – сказал он, обращаясь к самому себе, – ваша смелость нравится мне! Но…

В это мгновение раздался оглушительный грохот. То выстрелила крепостная пушка.

Жители Визенхольма хорошо знают пушку, из которой инвалид, старый Генрих, ежедневно в полдень дает выстрел. За все время моего пребывания в Визенхольме не было случая, чтобы из пушки палили в какое-либо другое время, кроме полудня.

Орудийный выстрел заставил моего непрошенного гостя отпрыгнуть от двери. Я настолько была удивлена происшедшим, что машинально опустила руку и отвела от незнакомца револьвер.

– Крепостное орудие, – смущенно прошептал он. – Почему стреляют в такой поздний час?

Однако, не ответив на этот вопрос, он поспешил запереть дверь и опустил шторы на окнах. Одновременно на холме поднялась отчаянная суматоха. До нас доносились отдельные выкрики, затем пропела сигнальная труба, и раздалась дробь барабана. Когда барабаны умолкли, снова выстрелила пушка, и затем пронзительно завыла сирена, прорезая ночную тишину.

Я стояла, поднеся руку к груди, и прислушивалась ко всему этому ужасному шуму. Казалось, что все вокруг ожило и наполнилось дикой энергией. И в третий раз прогремело орудие, и задрожали оконные стекла нашего дома.

– Боже, что случилось? – вырвалось у меня. – Что все это означает?

Незнакомец не потерял самообладания и по-прежнему настороженно прислушивался к окружающему.

– Это значит, – ответил он, вперив в меня свои живые глаза, – что из замка бежал один из заключенных.

– Заключенный? – недоверчиво повторила я. И внезапно мое сознание прорезала истина. – Вы хотите сказать…

Он кивнул головой.

– Но ведь вы русский? – прошептала я.

– Совершенно верно, – ответил он, – и все же мне пришлось просидеть в этом проклятом каземате без единого допроса тринадцать суток…

В Визенхольме не раз толковали об арестованных офицерах, но я никогда не слышала упоминания о том, что в числе заключенных были и иностранцы.

Я даже знала некоторых из содержавшихся в замке офицеров по имени, кое-кто из них сумел составить себе в городке громкую репутацию. Но на этот раз мне не пришло в голову усомниться в правдивости слов незнакомца. Прежнее спокойствие оставило его, и в этих разрозненных, с жаром произнесенных словах, звучала правда.

Внезапно я почувствовала к этому миниатюрному человеку симпатию. Я не раз бывала в замке, знала его высокие стены, окованные железом двери, бесконечные коридоры, в которых так гулко отдавались шаги.

Незнакомец обрел свою обычную манеру говорить и теперь спокойно продолжал:

– Я – действительно русский офицер. Больше я вам ничего не могу сказать, но вы дочь русского офицера и удовольствуетесь сказанным. Забудьте ложь, которую я сказал вам, – но служба и долг не допускают излишней откровенности. Мне доставили туда – и кивком головы он показал на крепость – письмо, в котором было сказано, что Игорь Грошев – по-видимому, вы его не знаете, но он один из наших – подготовит вас к моему появлению. Так, значит, вы ничего не слышали о нем?

– Нет, – ответила я.

– Значит, его нет в живых, – решительно заявил незнакомец. – Игорь еще никогда в жизни не был неточным. Послушайте, вы хотите помочь мне?

– Да.

– Сколько у вас имеется денег?

Я взяла свою сумочку и пересчитала ее содержимое.

– Около трехсот марок, – ответила я. В ту пору это были для меня огромные деньги.

– Вы можете пожертвовать этими деньгами?

– Разумеется.

Он принял банкноты, которые я протянула ему, и спрятал их в карман.

– Вам вернут их, – сказал он. – Я или кто-нибудь из моих людей вернет их вам. А если нет, то вам будет достаточно написать в военное министерство и изложить обстоятельства, при которых у вас взяли эти деньги. Вам их немедленно вернут.

Он потер руки и продолжал:

– Мне необходима шляпа, и еще я был бы не прочь обзавестись пальто.

– Сын доктора Кауфманна учится в Ронне и оставил здесь свою старую шляпу и дождевой плащ. Я сейчас принесу вам их…

– Подождите, – остановил он меня и взглянул на часы, – сейчас половина одиннадцатого. В котором часу вы ожидаете возвращения ваших хозяев домой?

– Не раньше одиннадцати. Кауфманны в гостях, играют в карты. Я не думаю, чтобы они освободились раньше половины двенадцатого. Я не хочу вас гнать, – добавила я, – но не кажется ли вам, что вам следует поспешить?

– Теперь, когда им уже стало известно о том, что я бежал, это не так важно, как раньше, – заметил он. – Лучше переждать первую горячку, прежде чем показаться на дороге. Во всяком случае полчаса в моем распоряжении.

– Если не вздумают обыскать сад, а это очень возможно…

Он покачал головой.

– Возможно, что это им сразу не придет в голову. Я намеренно оставил следы, которые ведут как раз в противоположном направлении, и я надеюсь, что сперва меня станут искать там.

– Скажите, вы бежали не через наш сад? – спросила я.

Он весело улыбнулся, словно подтверждая своей улыбкой мой вопрос.

– Но ведь стена страшно высока? – в изумлении воскликнула я. – И унизана гвоздями… К тому же калитка заперта…

Калитка, о которой я упомянула, находилась в самой глубине сада и вела прямо на двор замка. Через эту калитку комендант в прежнее время имел возможность проходить непосредственно в замок, не пользуясь главными воротами. Когда в дом коменданта переехал фон Кауфманн, калитку заперли и ключ повесили в караульную замка.