Таня Тайнинская - Любовь зла…

– Вопрос номер один: анализ произведения Гёте. Номер два: «Потерянный рай» Джона Мильтона.

Всё не так страшно, как казалось на первый взгляд. Гёте был совсем неплох. Тем более, что я читала не «Фауста», как все однокурсники, а настольную книгу Наполеона – сентиментальный роман «Страдания юного Вертера». Слезы, сопли и трагический финал – жизнь не так уж изменилась, хочу я вам сказать. Мильтона и его «Потерянный рай» я, мягко говоря, не любила. Триста пятьдесят семь страниц стихотворного текста! Потертую обложку христианской эпопеи цвета детской неожиданности я ненавидела всеми фибрами моей нежной души. Сначала я решила читать каждый день по тридцать страниц «Потерянного рая», потом по семнадцать. Но ставить себе нормы было бесполезно, мой мозг отрубался после третьей страницы, и каждый раз я смотрела на аллегорические образы борьбы неба и ада, как баран на новые ворота. Прекратив сражаться со своим мозгом, я решила, будь, как будет!

– Кто готов отвечать? – строго спросил Иван Николаевич аудиторию.

– Можно? – скромно пискнула я.

Иван Николаевич сделал широкий приглашающий жест. Двигаясь не слишком быстро, чтобы пожилой человек успел заметить и длину моих ног, и элегантность платья, я присела на экзаменационный стул, на самый краешек, я ведь скромная девочка.

– Я хочу рассказать о произведении, которое стало настольной книгой великого Наполеона, – начала я бодро и громко. – «Страдания юного Вертера» – гениальный и трогательный роман о самом великом человеческом чувстве – любви…

В эмоциональном порыве я говорила все громче и громче. Иван Николаевич слушал внимательно, его глаза разгорались голубым пламенем, а хохолок на голове выглядел очень возбужденным.

– Да!!! Да!!! Да!!! – прервал меня преподаватель. – Вы абсолютно правы, великолепное произведение! И вы его тонко почувствовали!

Я покраснела и скромно опустила глаза.

– Скажите… – Иван Николаевич заглянул в зачетку, уточняя мое имя. – Таня, как вы думаете, почему Шарлотта так поступала? Она ведь могла сразу однозначно дать понять юному мальчику, что не любит его? Зачем же доводить Вертера до самоубийства, питая ложной надеждой?

– Понимаете, Иван Николаевич, – я интимно наклонилась в сторону преподавателя и понизила голос. – Так уж мы, женщины, устроены… Нам нужен запасной аэродром.

– Да, я думаю вы очень хорошо разбираетесь в психологии отношений и, должно быть, в мужчинах… А что со вторым экзаменационным вопросом? – спросил Иван Николаевич, заглядывая в билет. – Так. «Потерянный рай» Мильтона. А вы его и правда читали?

Я покраснела, скорчила жалостливую физиономию, как будто сейчас расплачусь, и тихо произнесла:

– Да. Желтая такая книжица. Триста пятьдесят семь страниц…

– Очень хорошо! Уверен, что так и есть. Я думаю, что вашего замечательного ответа на первый вопрос будет вполне достаточно для оценки «отлично»! Про рай послушаем как-нибудь в другой раз, – сказал Иван Николаевич, вручая мне зачетку.

Я радостно соскочила со стула и довольная выпорхнула из аудитории, направившись на поиски друзей.

Дима и Саша, получив свои законные тройки, сидели в беседке, а вот Ирина куда-то пропала. Напротив ребят расположился незнакомый блондин.

– А я на «отлично» сдала! – от радости я подпрыгивала.

– Никто и не сомневался, Петрова, ты ж с книжкой спишь, извращенка, – решил поумничать Саша.

Я присела на скамейку напротив блондина, которого мне никто не спешил представлять. Парень скользнул по мне серо-голубыми глазами, докурил сигарету и встал:

– Ладно, если что узнаете, звоните, – сказал красавчик, обратившись к Диме с Сашей, и ушел.

– Э, так не честно! Почему вы меня не познакомили? Симпатичный такой мальчик и высокий, как я люблю, – набросилась я на ребят.

Дима радостно хмыкнул:

– А сейчас я радостно посмотрю, как вытянется от удивления твоя физиономия, Петрова! Я даже попрошу запечатлеть этот воистину исторический момент на телефон! – Димон толкнул Сашу в бок. – Барабанная дробь… прам-парам. Ты с ним знакома! Только память у тебя отшибло!

– Врешь! – разозлилась я.

У меня и правда ужасная память на лица, но такого мальчика-колокольчика я бы запомнила.

– Вообще-то это Леша, она же Аня. Красотка с «Лакомки», – ошарашил меня Дима.

Хорошо, что я сидела. Иначе рухнуть бы мне замертво, сраженной коварством однополой любви и несовершенством мира.

– Бл**ь… Су*а, бл**ь…, – ёмко отразила я в трех словах и боль разочарования, и крушение надежд.

Хорошо, что мою нелитературную речь не слышал Иван Николаевич, иначе покончить с жизнью пришлось бы мне, а не юному Вертеру. Я махнула рукой и пошла искать Ирку.

Ирка сидела на подоконнике рядом с аудиторией, обхватив колени руками, и грустила.

– Эй, ты чего такая кислая? – я стала тормошить подругу.

– Экзамен завалила. На «Фаусте» гад поймал. Лучше бы я «Вертера» читала, – тихо сказала она.

– Да ладно, не куксись, – подбодрила я Ирку. – Сходишь на пересдачу. Кстати, знаешь, как наш литературный гений со своей молодухой познакомился? Говорят, она ему четыре раза экзамен пересдавала. На пятый он просто обязан был на ней жениться! Не сдавайся, глядишь, свою кралю бросит и тебя супругой сделает!

– Типун тебе на язык, – сплюнула Ирка через левое плечо и постучала по подоконнику. – Я лучше удавлюсь!

– Не надо! Давай в «Лакомку» вечерком сходим. Развеешься, Фильку проведаешь. Пока он Степашку не встретил, – заржала я.

– Вообще не смешно! Знаешь, какой он ранимый и … нежный, – тихо добавила однокурсница.

– Нежный так нежный. Но по мне, лучше пожестче, – продолжала стебаться я. – Давай в «Лакомке» в шесть. Надеюсь, тетя Оксана, тьфу, мадам Оля нас пропустит.

Я побежала на трамвай, предвкушая веселый вечерок. В моем временном доме бушевала баба Нюра:

– Вот так верить людям! Селятся надолго, а потом ищи-свищи ветра в поле! А ты бегай, жильца высматривай, да еще такого, чтоб девку не попортил.

– Баба Нюра, не переживайте, я сама кого угодно попорчу! А что ребята уже переехали? – спросила я.

– Ага, сумки на плечи позакидывали и убежали. Сережка хоть к бабе, а второй остолоп в монастырь подался. Слышь, Танюша, ты бы среди своих поспрашивала, может, кому комната нужна! – тронула меня за руку хозяйка.

– Хорошо, обязательно узнаю! – пообещала я и сбежала к себе.

Времени с учетом дороги оставалось мало, а мне надо успеть помыть голову, накраситься и одеться. Да и засиживаться сегодня в кафешке нельзя, чтобы не злить и без того расстроенную бабу Нюру.

Я только успела накрасить один глаз, когда затренькал мой мобильник. «Дэн» – высветилось на экране. Высокий брюнет Денис, студент четвертого курса журфака, как бы, был моим парнем. «Как бы» – потому что я толком не могла разобраться ни в своих чувствах, ни в его симпатиях. С ним было весело, пока Дэн не начинал петь дифирамбы своему великому таланту. Он подрабатывал в местной газетенке, которая направляла его брать интервью у заезжих знаменитостей. Особенной популярностью он пользовался у теток предклимактерического возраста. Дэн был смазлив, умело отвешивал комплименты и к месту хлопал своими длинными ресницами.