Иван Воронежский - Ветры судьбы

Весной 23 апреля 1918 года Ленин заявил, что гражданская война в основном закончилась (Полн. Собр. соч. т.38 с 233). Так требовал текущий момент и правила лживой пропаганды. Но июньское выступление шестидесяти тысяч хорошо обученных и организованных солдат из числа чешских военнопленных дало вдохновение белому движению, а вместе с ним и новый виток гражданских столкновений. К ним подключились крестьянские массы, недовольные реформами в деревне.

Напуганные стремительным продвижением чехословацкого корпуса, большевики в июле впервые осуществили обязательный призыв в армию. В то же время, в середине июля, в Екатеринбурге срочно и зверским образом уничтожили царя и всю его семью.

Мир впервые увидел зловещий облик большевизма. Ответом на цареубийство стало неудавшееся покушение на вождя революции – 30 августа тяжело ранили Ленина. Начались репрессии в Питере и Кронштадте. Большевики не забывали и про армию. Её численность постоянно росла. Красным удалось обманным путем склонить к себе на службу офицеров из числа так называемых бывших. К концу 1918 года на службе числилось 22 тысячи бывших офицеров и 128 тысяч унтер-офицеров, судьба которых уже была предначертана после окончания их миссии. Общая численность красноармейцев, под руководством председателя реввоенсовета Троцкого, после объявления в апреле 1919 года тотальной мобилизации превысила пять миллионов.

1919 год стал самым ужасным годом гражданской войны. С востока войска адмирала Колчака двигались на Казань и Симбирск, чтобы соединиться с северо-западной группировкой Антанты под командованием Юденича. Пока Красное контрнаступление освобождало Урал, войска Деникина оккупировали Украину и в октябре взяли Воронеж, Курск и, дойдя до Орла, находились всего в 400 километрах от Москвы, выбранной большевиками, в целях безопасности, новой столицей страны советов. Французы, спешившие на помощь, оккупировали Одессу, Николаев и Херсон, а атаман Петлюра, обратив внимание на национальный состав совнаркома, сразу понял, кто продал Россию, и развязал серию еврейских погромов. В таких условиях верхушка большевиков спешно готовила паспорта для бегства в Германию, спецслужбы которой подготовили развал России и ее выход из первой мировой войны. Но убийство Карла Либкнехта и Розы Люксембург в Германии уничтожило все их надежды на бегство. И, как загнанный зверь, большевизм использовал все средства. В марте революция победила в Венгрии. В апреле советская республика была провозглашена в Баварии, а в Италии все чаще звучали призывы о том, чтобы сделать так, как в России.

После провала с поляками было принято правильное решение сосредоточить все усилия на борьбе с бароном Врангелем, сменившим неудачливого Деникина. Для этого выдающийся полководец Михаил Васильевич Фрунзе был переброшен на юг и поставлен главнокомандующим Южным фронтом. После удачно проведенных операций в Туркестане, завершившихся 2 сентября взятием Бухары, Фрунзе был единственным, кому молодое советское правительство могло доверить такую ответственную операцию по очистке южных рубежей. И он в течении 50 дней оправдал доверие своими решительными действиями на Каховском плацдарме, Сиваше, Перекопе и добился разгрома армии Врангеля.

После прохладной ноябрьской ночи первые лучи солнца казались спасительными для пехоты. «Хорошо, что еще не зима, – подумал Яков Витковский, – и, скорее всего, до наступления холодов уже должна закончиться эта проклятая гражданская война, в которой брат убивает брата».

Кровь, кровь и кровь, кажется, вся великая Россия потонула в крови.

Он вспоминал те прекрасные времена спокойствия, когда ранним утром открывались ворота еврейского гетто в Кракове, и они с отцом толкали свою старую тачку, доверху набитую нехитрым скарбом, на местный рынок. Поляки нехотя брали их товар, некоторые нагло ухмылялись. Но его это не смущало, так же, как не смущала и эта базарная грязь, эта жижа, размешанная людскими ногами, которая забрызгивала его, уносившегося от погони местной шпаны.

Пенёнзы… Да, они отбирали у него пенёнзы, эту мелочь, оставленную ему отцом, конечно, если он не успевал унести ноги. Яшка очень гордился, когда отец прятал заработанный злотый подальше в свой специально изготовленный пояс. Ведь в нем была маленькая доля и его труда. Чаще всего торговля шла вяло, и время тянулось нудно. Но они с отцом выстаивали до самого так называемого конца, когда времени оставалось лишь для быстрого возвращения домой, рискуя быть отправленными на угольные рудники в Силезию. Именно так гласил закон: опоздавшему в гетто до закрытия ворот – ссылка и тяжелый каторжный труд. Но был и другой закон, который Яков, как и каждый еврейский ребенок, усвоил с молоком своей матери. Закон этот – Деньги. Они, имея магическую силу, убирали все препятствия на его пути, и в этом он убеждался не раз на своем жизненном опыте. Из всех случаев, подтверждающих их магическую силу, ему врезался в память, пожалуй, самый первый из его детства.

– Стоять, пся крэв, – как раскат небесного грома, прогремел хриплый голос полицая. На мгновение показалось, как будто вечернее небо разорвалось напополам, когда полицейская дубина стремительно опустилась на отцовскую голову. И, как в кадре замедленного кинофильма, плавно, но с душераздирающим скрипом, вторая половина ворот догнала первую и тяжелый, кованый засов с лязгом подчеркнул их катастрофически бедственное положение. «Да, вот она премия, вот этот мицвах за удачную торговлю», – подумал он.

– Ну что, жидовское отродье, пойдем копать уголек, – толстая рожа с усами, как у таракана, улыбаясь, подняла дубинку для второго удара.

– Пане полицай, прошу вас, не губите нас с татом, – пытался Яков умолить разъяренного зверя.

– Молчи щенок, когда взрослые дяди разговаривают, – и могучая волосатая рука сдавила ворот его рубахи так, что оранжевые круги поплыли у него перед глазами.

К их счастью отец не потерял сознание.

– Сколько, – прохрипел Исаак.

– Двадцать злотых, и две минуты врата будут открыты, чтобы ты и твоё отродье успели убрать свои вонючие задницы.

– Але я маю тильки десять и клянусь моей Сарой, до восхода солнца я принесу остатне…

– Янек! Отворяй ворота. Не могу глядеть, как эта пся крэв мочится у штаны, – волосатая рука прослабила его дыхание, и незамедлительный удар кованного сапога по ягодицам напомнил ему о необходимости поторопиться.

Постукивая стальным ободом по мостовой, их тачка влетела на территорию гетто.

Будучи двенадцатилетним мальчишкой, он уже начинал понимать неравенство своего положения среди сверстников на улице и поэтому старался избегать их. Старался больше уделять внимания книгам. Его покойная мама Надежда Антоновна Гомельфарб любила хвалить его, поглаживая рукой по голове: «Расти, Яшка, умным. Ты у нас талант и вся надежда только на тебя». И он грыз науку своими еще неокрепшими мозгами.