Эстер Кей - Эстер. Повесть о раскрытии еврейской души

Это открытие я сделала, когда мы изучали в университете историю религий и должны были перерыть в читальном зале много специальной литературы по данному вопросу. Но на эмоциональном уровне мною это ощущалось и раньше. Я чувствовала нутром, что еврейство – оно изначально-сущее, из первых рук полученное, аутентичное, только загнанное в подполье, а может, потому и загнанное, что истинное… Василий Блаженный был не более чем частью столичного архитектурного ансамбля. И, как таковой, меня, несомненно, восхищал. Осенне-зимняя Москва вообще была несказанна.

Ринемся же на поиски всего романтичного и зовущего, что только подвернется под руку! Что за дар Б-жий – иметь все или почти все… Мне восемнадцать лет, ростовский фоторепортер внушил мне, что я красива и умна, и даже то, что я – дщерь Сиона, становится все более внутренне-очевидным… Для чего же готовит меня Б-г, для какой роли, для какой миссии?

На лекциях и на переменах студенты общались между собой, но знакомства и дружбы возникали и завязывались в основном не здесь, в стенах университета, а в общаге, где проживали иногородние и иностранные учащиеся всех факультетов. Общага представляла два соединенных между собой мостом небоскреба, архитектурная мощь которых поражала воображение. Естественно, и мне хотелось бы жить в этом фешенебельном месте, наверняка кипящем духовной, творческой жизнью!

Тетя Мила, однако, в самом начале года провела со мной разъяснительную беседу, улучив момент, когда ни ее муж, ни дочь, ни внучка-подросток не были дома. Она выразила надежду, что я уже взрослая девушка и понимаю, что такое мораль. Затем она вкратце обрисовала мне нравы студенческих общежитии, упомянув, что азартные игры, употребление наркотиков, беспорядочные любовные связи и попытки самоубийства, к сожалению, составляют там естественный фон бытия.

Я не ужаснулась, наоборот, мне стало еще интереснее попасть в это место. Иначе я не узнаю, что такое настоящая жизнь с ее опасностями… А мораль у меня такая стойкая, что никакие соблазны мне нипочем!

Тогда тетя Мила объявила мне, что в общем-то меня никто не заставляет силой выбирать себе место жительства. Она просто предлагает мне вариант – остаться жить у них на весь первый учебный год. Я могу решать сама, могу посоветоваться с мамой. Она, тетя Мила, лишь считает своим долгом предупредить меня о том, что у жизни в общежитии есть не только привлекательные аспекты.

В заключение она сказала:

– Присмотрись к студентам старших курсов, а не только к сверстникам. Особенно к иногородним. И ты поймешь, что с ними происходит в результате самостоятельной жизни в общежитии.

Так я и сделала. Уже в начале учебного года я понаблюдала за нравами компании старшекурсников, пообщалась с ними, послушала их разговоры между собой. Увидела разболтанность, внутреннюю изношенность рано постаревших курящих и истеричных девиц, явную душевную беззащитность и дезориентированность парней, которые в профессиональном, да и в житейском плане, попросту говоря, плыли в никуда.

Это впечатление подтвердилось, когда я все-таки сходила пару раз в знаменитую общагу и – увы, увы, – мне не нужно было прикладывать усилий, чтобы воочию увидеть все те пугающие социальные явления, о которых предупреждала меня мудрая тетя.

Вот некоторые дневниковые записи, сделанные мною зимой того московского студенческого года:

12 НОЯБРЯ

Познакомилась с обитателями общаги. Татьяна, девушка из Вятки, показала мне свою комнату. Они там вчетвером живут, она и еще трое студенток с биофака. Говорит, что, когда ей надоедает здесь спать, она спит в мужской комнате этажом ниже, у нее там друг, еврей по фамилии Штудинер… 15 декабря. Увы и ах, Татьянин друг ее бросил, поскольку решил жениться на москвичке, чтоб прописку получить. Теперь ей ненавистны все евреи… От тоски Татьяна пошла в другую комнату спать. Там – дзэн-буддисты, в транс впадают. Ей с ними неинтересно, но она хочет показать бывшему другу, что, мол, нашла себе новую компанию. А эти мужики, буддисты, по ее словам, просто обманщики, которые девушек зазывают, ну и так далее.

…К концу беседы с Татьяной я стала старше лет на десять. Так мне, во всяком случае, показалось. Нет, не умнее, не осторожнее, не ответственнее, а просто старее, циничнее – в этом смысле старше. Может быть, даже старше самой Вселенной, возраст которой меня когда-то так сильно интересовал… 31 декабря. Новогодний вечер. Общага бурлит, хлопушки взрываются, все лифты переполнены. Я сначала прыгала на дискотеке, потом играли в бутылочкуу кого-то в комнате, потом пили, потом снова куда-то пошли… Компания, в которую я вписалась, была самая случайная: моя подружка Татьяна, истрепанные общежицкой жизнью старшекурсники с журфака Макс с Розой, несколько инязовскихдевиц и наивный (в противоположность девицам) москвич Гектор Эредиа с первого курса того же факультета иностранных языков. Что касается Гека, то он не совсем москвич, так как отец его – колумбиец. И вообще он – личность интересная, и внешне, и внутренне. Его отличает тонкость черт лица и изящество манер, но он так избалован любящей матерью и своим сногсшибательным успехом у университетских девиц, что, похоже, становится самовлюбленным и слабохарактерным. Впрочем, не уверена, так ли это – я плохо с ним знакома. Мне он, по правде говоря, нравится, и я наблюдаю за ним на всех университетских мероприятиях. Но сейчас мне не хочется смешиваться с толпой его поклонниц, поэтому я делаю вид, что совершенно к нему равнодушна… Продолжаю запись в дневнике уже через несколько дней. Ах, какие ужасные события произошли в новогоднюю ночь. Жалко, что я вообще поехала в общагу, лучше бы осталась у тети Милы, смотрела по телеку Голубой огонек, поднимала бокал с шампанским, приветствуя бой часов на Спасской башне, как все честные советские люди… Но, быть может, мне все-таки необходимо познавать жизнь такой, как она есть, а не сидеть под крылышком у тети, в теплице?? Может, я буду когда-нибудь писателем, и весь этот опыт мне пригодится?

Эту исходную действительность, небезразличную для художника, Гете называл материалом… Итак, продолжу описание моих горестных разочарований, тем самым помогая им поскорее перейти из категории действительности в категорию материала – быть может, это сделает их менее горестными для меня… Была новогодняя ночь. В пересекающихся огнях дискотеки яростно плясали две разбитные подруги, Татьяна и Роза, время от времени взглядывая на того, кому все эти их зовущие движения адресовались… Их страстные взгляды, сотрясения бедер и всплески рук предназначались тонкому аристократичному юноше Геку, который и пьян-то был впервые в жизни, и с девушками раньше не знался. У него в Колумбии, как было уже мною отмечено ранее, проживает папа-революционер, а сам он воспитан интеллигентной (и почему-то брошенной папой-революционером) мамой. Понятно, что на Гека уже с начала учебного года вешались все девицы, какие только имели хотя бы малейшее эстетическое чутье, ибо прекрасен он был легендарно… Но, поскольку он еще не был уверен, как поступать с этими девицами, то вешались они на него пока что лишь в своих мечтах.