Влад Потёмкин - Жизнь, нарисованная небом

Когда, у фонтана муж и визирь свернули с главной аллеи, она выбралась из своего укромного места и быстро направилась к выходу из галереи.

Так легко выпутавшись – из возникшей ситуации, Евдокия не испытывала радости – теперь, когда сон и картина – соединились воедино – это стало тревожить её – ещё больше.

Только мучения императрицы этим не закончились. Войдя в спальню, чтобы перевести дух, она увидела на стене большое чёрное пятно.

– Что – это? – замерев в рассуждении, подумала она, но разглядев, побелела от страха – «Чёрная бабочка сидела на стене». Она время от времени сводила и разводила своими большими крыльями.

Ужас охватил Евдокию на столько, что она не в состоянии была даже закричать, призывая на помощь.

Когда, ей было 7 лет, в комнату залетела чёрная бабочка и очень напугала её своим видом, а через три дня умерла её мама. Поэтому панический страх у неё возникал всегда – когда в окно – «летя на свет» бились большие бабочки. Форточки она всегда закрывала на ночь, а днём их приоткрывала, всегда – ровно на половину – боясь, что в светлое время суток в дом сможет залететь, какая-нибудь птица, вызывая у неё такие же ассоциации, что и чёрная бабочка.

Наконец, после немого оцепенения, она разродилась таким истерическим криком, что на шум сбежалась вся прислуга крыла и Феодосий с Хрисафием.

– Что случилось? – прокричал муж с порога, но увидев, как жена стирает с пальцев налёт бабочки, понял всё сразу.

Слова утешения стали успокаивать её. Евдокия осознала, что бабочка была даже и не чёрная, а всего лишь с черным отливом – пыльца металлического цвета покрывала её тело. Императрица принялась стирать с пальцем оставшийся налёт и чем больше она – стирала его, тем ярче и ярче становилось его металлическое свечение, точь-в-точь, как то сияние, во власти которого скрылся треугольник капюшона мужа во сне. Это стечение обстоятельств вызвало в ней новую волну истерического приступа нечета предыдущему. С широко раскрытым ртом и напуганными глазами она застыла не в состоянии ничего объяснить и вымолвить, лишь выставив перед собою, испачканные пыльцой пальцы. Кто-то принёс воды, но налёт не смывался и лишь, после усиленного стирания, в растворе сильно концентрированного сирийского мыла удалось смыть эту патину.

«Хранитель Душ» видел всю трагичность происходящего, но он не вправе был влиять на человеческую жизнь, лишь с горечью и досадой он подумал: «Как мало внимания я уделял Феодосию? Надо сюда прилететь!! Вернусь обязательно вечером, чтобы сохранить правление династии Флавиев.

Понимая, что он уже больше не может здесь оставаться – скопления лишних людей, сбивало ориентир следа, он стремительно взлетел и унёсся в будущую даль.

Идэн и Хальва он нашёл сразу, но вот Мария вызывала у него сомнение. Он не мог поверить, что все трое находятся практически в одной обители.

– Не буду делать скоропалительных выводов, – решил Хранитель. – Надо пообщаться с ней поближе.

Конунгу Хальву Ирвингу послышался вздох.

– Показалось, должно быть, – подумал конунг и всей пятерней крутанул птичью ножку так, что она целиком уместилась в его кулаке, выглядывая сквозь пальцы торчащими кусками мяса.

Звук повторился, и Ирвинг понял: «Слух его не обманывает».

– Кто здесь? – вопрошали глаза правителя полные удивления.

– Это я, – донеслось до него из глубины, но вполне, отчетливо, при этом бражная взвесь в бутылке пришла в движение.

– Ух?!! Ты!.. – от изумления Хальв раскрыл рот. – Я, ведь, ещё ни чего не сказал?.. Я, только – подумал?

Он стал тереть глаза, не веря увиденному зрелищу – по ту сторону бутылки стояло непонятное существо, сморщенное, с вытянутым лицом и узкой, клинообразной бородкой. На голове огненно рыжий чуб, торчал из-под шапки колпачка с бубенчиком. Одежда вся в дырах. Весь он, от ног и доверху, был наполнен, какой-то неряшливой несуразностью.

– Чего уставился? – изрёк «Несуразный». – Давай, выпускай меня!!

– Ты, как туда забрался? – остолбенело, спросил правитель.

– Как? Как? – осадок в бутылке пришёл в бурное движение. – Мария загнала!!

– Во?!! Даёт?!! – пьяная физиономия Хальва вытянулась. – И, как это у неё получилось?

– Как? Как?.. Крестом!!!

– Каким ещё крестом? – нижняя губа Ирвинга совсем отвисла.

– Ты, чего – совсем того… я смотрю??

– Ты, сам должно быть – того…. Ку-ку… Полный!

– Отвори пробку, дятел!! – негодовал «Несуразный», видя, как уходит дорогое ему время.

– Сам, ты, дятел!.. Я конунг!!

– Какой, ты, конунг?! Что и делаешь… – пьёшь, да пьёшь…

– Пить будешь??

– Буду!! – обрадовался замурованный, думая, что – он ищет себе компанию.

– Не открою-ю-ю… Самому мало-о-о…

– Не буду я пить!! – умоляя, взревел «Несуразный».

– То-то!! Шишок… – промямлил конунг.

– Я, лишь – компанию тебе составлю, – пошел на хитрость закрытый внутри бутылки Шишига и бубенчик на желтом колпачке, закачался, в такт его увещеваниям.

– О!.. Это другое дело!! – пьяно изрёк Ирвинг. – Я не таких как ты… я ярлов, от дармовщинки отваживал.

Хальв приподнялся на локтях, так как, встать у него уже не было сил и, не спеша, потянул пробку. В конце своего пути, по лабиринту горловины, закупорка издала: «Чпок» – не то, здороваясь, не то непонятный, так поздоровался – издав вздох свободы, но «Несуразный», тут как тут, вместе с хлопком, уже сидел на столе. Как будто ничего и не было, лишь шипение в горловине ёмкости говорило само за себя: «Что—то произошло?!!»

– Кхе!.. Кхе!.. – изрек он, прочищая горло, после долгого заточения.

Шишига-Барабаш потёр глаза, после столь ядрёного настоя. Он, всё ещё, не верил в своё освобождение и, озираясь по сторонам, крутил головой. Головой барабашка больше крутил из боязни – как бы не зашла Мария и не загнала его обратно в бутылку.

– Куда же мне сховаться то?.. Куда?? – домовёнок принялся подыскивать себе укромное местечко, буря своими угольными глазёнками голое обиталище конунга.

– Хованец! Ты, чо…., – только и смог вымолвить конунг, на слово «мельтешишь» у него уже не было сил.

– Живёшь, как церковная мышь!.. А если сейчас Мария зайдёт?.. – шнырик по-детски развел руками. На его лицо отразилась растерянная озабоченность от создавшейся ситуации.

– Куда мне ныриться?.. Куда?? – он, в полной безысходности, встал во весь рост на столе. Но от этого в пустынном жилище Ирвинга потаённых мест не прибавилось.

Окосевший конунг, ничего не понимая, отрешённо уткнулся в одну точку.

Семейная жизнь Хальва и Изольдой, после рождения сына, лучше не стала. Характер жены стал ещё более скверный, а неприязнь к супругу, лишь только усилилась. По плану Изольды, конунг не должен был, общался с ребёнком. Благо исполнить задуманное оказалось не сложно – она отправить Сигурта вместе с няньками подольше от всеобщих глаз.