Натали Деген - Мазай

Букет поймала Машка, Маринкина дочь от инженера. Машка была хороша, наверное, как когда-то Маринка, когда встретилась мэтру.

Мать влила ей в жилы и свою актёрскую кровь, подарила страсть к сцене. Благодаря бывшему Маринкиному браку с мэтром, Машка получила роль в его последнем спектакле. Хотя, на актёрском она, кажется, ещё не успела и доучиться.

– Машуля! Поздравляю тебя со скорым дебютом! – повернулась я к Маше.

– Спасибо! А цветы мне? – обрадовалась Машка.

– Петру Васильевичу цветы! Имениннику! Держи осторожней! – скомандовала Маринка.

– Лена, ты рано её поздравляешь с ролью, – добавила Маринка.

– Почему? – удивилась я.

– Нефиг ей вылeзать на сцену, начиная карьеру с этой роли?

– А что особенного?

– Мне не нравится сценарий. То она там полуголая бегает, то постельных сцен столько, что хоть вырезай. Она приклеится к ней, эта дурацкая роль, что её все только по ней и знать будут. «А-a, эта та, которая вечно полуголая в последнем спектакле у Петра бегала? Помним.» Зачем ей это надо? Она ещё ребёнок.

Маша обхохоталась, заглушив даже новомодную певицу.

– Лена, не слушай её! – почти взвизгнула Маша.

– А я и не слушаю, – ответила я.

Мне тридцать пять. Машка моложе меня лет на пятнадцать или шестнадцать. И сколько меня знает, всегда зовёт на «ты».

Когда я переругалась со всей труппой, моя давняя подруга Маринка была одна из всех, кто, узнав о том, что я ушла из театра и сижу на бессрочном больничном, приехала ко мне и вернула к жизни. Правда, странным способом. Она сказала, что мне нужно перейти к ним, oкрутить Петра и получить роль в его новом спектакле.

Как можно просить подругу окрутить своего же бывшего мужа, я не знала. Но узнала, как это делается, когда об этом попросила меня Маринка. Делается это, оказывается, просто: «Перейди к нам, oкрути Петра, получи роль. В придачу получишь и любовь, и славу.» Я смеялась и говорила Маринке, что верю, что он с лёгкостью может не только дать работу, но и влюбить в тебя публику. Но как самой влюбиться в старца, если Маринка обещает, что и это произойдёт автоматически, представить себе я всё же не могла. «Ты с ним просто не общалась близко. И не работала ещё вместе. Вот и не знаешь.» Объясняла Маринка.

– Ты в чём? – спросила меня Маринка.

– Да так. Как обычно, – ответила я.

Маринка расстроилась. «Как обычно» – не входило в её планы. Она настойчиво подсовывала меня Петру, продолжая сулить и любовь, и славу.

Для этого сейчас меня, вероятно, должно обнимать узкое платье с открытой спиной. Я даже не знаю, какого цвета. Какие цвета любит Пётр? По этому поводу Маринка меня ещё не проконсультировала. Тогда бы и тёткина шляпа сослужила бы наконец службу, романтично прикрыв мои русские глаза тонкой французской соломкой. Ведь зачем-то она регулярно присылала их? Лет двадцать назад из Франции. Может быть, она знала, что они пригодятся мне для обольщения мэтра?

– А духи? – допытывалась Маринка.

– Что духи? – переспросила я.

– Духи у тебя хорошие?

– Они у меня всегда хорошие, – ответила я.

Это несколько подбодрило Маринку. Видимо, она решила, что крепость придётся брать сподручными средствами. Нет наряда, ну и не надо.

Тонкий запах – гораздо важнее, а бывает и эффективнее.

«Это мы! Марина с Машей!» – прокричали мои девчонки в домофон.

Я заметила, что каждая из нас критично оглядела себя, пока семенила по лестнице. Ну надо же, и я туда же. Удивилась я. Ещё сегодня утрoм мне всё казалось безразличным. И мэтр, и его юбилей, и то, что Маринка тащит меня туда. А теперь я бегу по лестнице к его квартире. Волнуюсь. Наверное, потому что он – Мэтр. И этого у него не отнять.

– Здравствуйте, девушки! – Пётр Васильевич стоял на пороге уже гостеприимно открытой двери.

Мне понравилось его обращение. Он мог бы сказать: «Здравствуйте, девочки!» Но ни Маринка, ни я – давно не девочки. Подобное приветствие неприятно напомнило бы нам об этом. Тогда это обращение подходило бы только к Маше. Или он мог бы сказать: «Здравствуйте женщины!». Ну это уже совсем никуда не годно. Кому это хочется слышать такое приветствие? Наверное, только голубым мужикам. Когда слово «женщина», обращённое к ним, звучит для них уже как комплимент. А «девушка» – это период в жизни женщины, в который ей хочется побыстрей войти, а потом никогда не выходить. C каким бы удовольствием нам всем бы хотелось остаться девушками! Но жизнь неумолима, к ней нельзя «подлизаться» или «окрутить». А Петра, по утверждению Маринки, можно. Или она слишком хорошо думает обо мне, а Пётр может и не разделять её мнения.

– Здравствуй, Мариша!

– Здравствуй, Петя!

Они расцеловались, осторожно прикасаясь друг к другу.

– Петя, это та безработная, но талантливая Лена! О которой я тебе говорила. Ты обещал подумать насчёт её трудоустройства к нам. Помнишь?

– Помню. Здравствуйте, Лена! – сказал Пётр Васильевич и протянул мне руку.

Рука его оказалась сухая и тёплая, как руки друзей. Хорошо, что ко мне целоваться не полез… – подумала я. От него исходил приятный запах. Не новомодный и кем-то только что выдуманный, а какой-то классический, которым пользуются мужчины, внушающие постоянство. Господи! В его жизни была куча жён! И ещё б́ольшая тележка любовниц! А я уже в запахе какое-то постоянство нафантазировала! Ленуся, не приписывай окружающим людям то, чего тебе в них недостаёт! Поставила я себя на место. Вот ведь Маринка говорила: «Ты его близко не знаешь.» Что будет дальше? Если мне уже с порога мерещатся его рыцарские латы.

– Пётр Василич, здрассте! – Маша подскакивала за моим плечoм.

– Здравствуй, Маша, звезда наша! – ответил Пётр Васильевич. Осторожно расцеловался с Машей и принял из её рук букет.

– Цветы-то какие! Спасибо, родная!

В этот момент, я поняла, что мои цветы Петру уже презентовала Машка. И она оказалась за это даже «родная». А я пришла сюда – нет никто, да ещё и, как выясняется, с пустыми руками.

– Ты чё цветы Машке отдала? – незаметно подпихнула меня сзади Маринка.

– Я не отдавала. Я забыла про них. А Машка помнила, – оправдывалась я.

Я знала, что завтра юбилей Петра будут отмечать всем театром. Они давно что-то готовили к его дню рождения. Потом все пойдут гулять в какой-нибудь новый модный ресторан. А может, и в хороший старый, Маринка говорила, что Пётр консервативен.

А сегодня, по словам Маринки, должны прийти «только свои». Большая и просторная квартира просто кишeла гостями. Я и не думала, что «только своих» неберётся почти пару десятков. Мимо нас сновали пожилые, молодые и средних лет женщины. Они все несли что-то с кухни в гостиную.

– Куда мне? – спросила я Маринку.

– Иди, сядь за стол, – ответила Маринка, – а вообще-то нет… Пойдём, и ты что-нибудь из кухни поносишь. Пусть Пётр видит, что ты ещё и хозяйственная.