Наталья Струтинская - Аю-Даг. Роман. Второе издание

Василий был рядом. Он стоял за моей спиной. Он чувствовал мой восторг и знал, что дар моего красноречия не поможет мне выразить то, что я переживала сейчас. Казалось, он знал меня лучше, чем знала себя я сама.

Молчание сейчас было красноречивее слов. Даже в таком языке, как русский, не могло найтись тех эпитетов и метафор, которые были бы способны донести всю красоту раскинувшейся передо мной долины, и восторг, переживаемый моим сердцем. Оно вырывалось из груди, изнутри била какая-то неведомая ранее сила, – казалось, душа обрела крылья и рвалась из грудной клетки на волю, желая обрести истинный полет и найти наслаждение вдохновения.

Слова забылись, мысли потеряли свою силу, и только чувства были накалены до предела. Ощущения, передаваемые мозгу каждой клеткой тела, были неповторимы. Чувства считаются человеческой слабостью, но не они ли делают человека по-настоящему сильным? Что может разум, сухое мышление без живительного сока впечатлений? Чувства, как смазка, действуют на сознание, давая ему жизнь, толкая на размышления. Разум – почва, нуждающаяся в удобрении чувствами.

Сколько времени мы пробыли здесь, я не заметила. Время здесь не имеет общепринятого значения. Часы измеряются закатами и рассветами, а секунды – вдохами и ударами сердца.

– Это прекрасно, – улыбнулась я, садясь на согретую землю склона. – Я готова часами сидеть вот так, – я глубоко вздохнула. – Знаешь, я так скучала по родным лицам.

– Это мило.

– Нет, это дорого сердцу.

– Мило то, что дорого сердцу, – просто улыбнулся Вася.

– Логично, – я засмеялась.

– Сухая логика душит эмоции, – Василий сел рядом. – Не думай ни о чем сейчас.

– Давно у тебя машина?

– Два года. Знаешь, тебя слишком долго не было… рядом.

– Да… – я посмотрела на Васю, освещенного лучами уже клонящегося к закату солнца, и, поддавшись порыву, я сказала: – Мне так не хватало всего этого. Мне не хватало легкости. Здесь я чувствую себя здоровой и счастливой. Здесь есть все, что мне нужно: свет, тепло, тень, воздух и… ты. Ты замечательный. Спасибо!

– За что? – Вася улыбнулся своей широкой улыбкой. – Я показал тебе только предисловие к повествованию, даже не начав читать его, а ты уже говоришь «спасибо». – Вася улыбнулся еще шире. Ему польстили мои слова.

– Расскажи мне еще что-нибудь, – после недолгого молчания сказала я.

– Из меня рассказчик не очень, – Василий косо посмотрел на меня и улыбнулся: – Временами. Я больше люблю внимать прекрасным девушкам.

– Ну и ладно, – фыркнула я и добавила, особенно выделив второе слово: – Внимай прекрасным девушкам.

– Знаешь таких?

– Честно? Я – нет.

– Да, жаль, жаль… – театрально вздохнув, пожал плечами Вася.

– Почему? А ты знаешь?

– Найдется пара-тройка…

– А я их знаю? Может, просто не замечала.

– Одну знаешь точно.

– Может, просветишь? – я повернулась к нему вполоборота.

– Ее? – Вася хитро прищурил глаза.

– Меня! – и я легонько толкнула его в плечо.

– Ну, нет. Могу только ее, прости. – Вася покачал головой.

– Ну, тогда иди и скажи ей, что она прекрасна, – я театрально отвернулась. – Пусть ведает, какая она.

– Ты прекрасна, – после недолгой паузы проговорил Василий. – Теперь вот и ведай, какая ты.

– Значит, я не знакома с той, кого знаешь ты.

– Логика есть, – согласился Вася.

Мы сидели так, пока солнце не стало опускаться к вершинам предгорий. Мы разговаривали на самые простые темы, обсуждая то, что видели наши глаза: цвет деревьев, форму облаков, неизвестную птицу, обитателей леса, легенды Крыма. Разговор увлек меня, я была совершенно счастлива в те минуты. Вася смеялся, глаза его блестели в оранжевом южном свете, загар казался черным в наступающих сумерках. В какой-то момент я посмотрела на него и подумала, как мог он остаться один? Почему мы не вчетвером сидим сейчас перед этим прекрасным видом, почему все пришло к такому заключению?

Я внезапно перенеслась на берег нашей бухты. Оранжевый диск касался кромки воды. Мне было двенадцать. Мы сидели на валунах, Митя расположился рядом на гальке и складывал камни один на другой.

– Вот бы всегда так сидеть, – сказала я. – Всегда-всегда. Вот бы остановить время, и чтобы мы остались такими, какие мы есть. Мы бы сидели вот так, смотрели на море, вчетвером, а время бы шло, и все бы обходило нас стороной. Мы бы жили-жили и были бы счастливы.

– Какое это счастье – вечно сидеть на валунах? – спросил Митя.

– Мы бы никогда не старели, – я повернулась к Мите.

– Нам было бы неимоверно скучно, – сказал Коля. – Хорошо бездействовать, когда ты устал. А так, вечно сидеть и смотреть на горизонт… Он тебе надоест на третий день.

– К тому же камни слишком жесткие, – добавил Митя, усмехнувшись.

– Тебе еще рано бояться старости, – улыбнулся Вася, кинув в меня маленький камушек.

– Когда-нибудь мы вырастем и разойдемся.

– Кто тебе такое сказал? – возмущенно спросил Коля.

– Я часто об этом думаю.

– Какие странные у тебя мысли, – Вася запустил в меня еще один камушек.

– Марусь, не забивай себе голову ерундой. – Каменная башня Мити с шумом развалилась. – Когда мы станем взрослыми, мы так же будем дружить. Все останется по-прежнему.

– Я хочу, чтоб было так! – с жаром сказала я. – Мы ведь друзья? Самые настоящие!

– И мы всегда будем вместе! – сказал Коля, театрально вздернув кулак.

Эта сцена детских грез ясно предстала у меня перед глазами. «Мы всегда будем вместе». Зачем человек придумал слово «навсегда»? На Земле нет вечного двигателя, вечной жизни, бесконечной дороги. Даже у такого бескрайне голубого неба есть конец. Если мы говорим «навсегда», значит, мы заранее врем? Не лучше ли всегда помнить, что всему приходит конец, тогда не будет так больно по его наступлению?

Или, может быть, «навсегда» означает человеческую жизнь? Узкие рамки восприятия нашего сознания умещают в такое емкое слово слишком короткое значение? Я поняла, что больше всего в жизни мне претили перемены. Стабильность была мне ближе изменчивости. Я уже знала, я чувствовала, что то, что мы называли дружбой, развалилось от первого дуновения морского ветра, столь слабого и незначительного в сравнении с тем, какую силу несет в себе сама дружба, – ветра, название которому – время. Мы все выросли, детские мечты исчезли, и отношения наши уже не были такими близкими и самозабвенными, какими они были раньше. Словно чьим-то дыханием унесло пыль наших мечтаний. Или, быть может, мечты были только моими? Я отдавалась дружбе со всей страстностью, на которую только было способно мое детское сердце, я полюбила этих мальчишек, я привыкла к этой жизни, которая растворилась в морской воде, прибив к бухте слабый след прошедшего детства в образе Васи. Но и Вася был уже не тот. Он не был мальчиком, он стал мужчиной.