Ася Соловьева - Хуторянка

«Какие они красивые, наши папа и мама. Наверно ни у кого нет таких родителей», – наблюдая за ними, думала Настя.

Настя улыбнулась и подложила очередную охапку хвороста.

– Настенька, не надо, хватит, ужин уже готов, давайте вечерять, а то завтра опять рано надо вставать, – сказала мама.

Они поужинали тут же возле печки на улице при свете от огня, который исходил от топки. Настя чувствовала, что глаза её слипаются, но она не противилась этому, знала, что отец её донесёт до кровати на своих руках. Ей так этого хотелось, что она склонила голову на старую фуфайку, на которой сидела, и тут же заснула крепким тихим детским сном.

Утром её разбудил плачь маленького Жорки. Он видимо проснулся, никого не увидел и теперь сидел в люльке и громко орал. Настя встала со своей кровати и прошлёпала в комнату родителей, там уже никого не было.

– Наверно управляются на дворе.

Она подошла к брату, и тот тут же протянул к ней свои ручонки.

– Ух! тяжёлый какой. Раскормила на свою голову.

Настя беззлобно бурчала на маленького брата, вынимая того из люльки, тот был весь мокрый.

– Ну конечно, сам намочил, а теперь орёшь. Я ещё спать хочу, а ты мне не даёшь выспаться. Каждое утро одно и тоже. Надо уже проситься, если чего тебе надо.

Настя усадила брата на кровать родителей, а сама стала вытаскивать из люльки всё, что было мокрым. В одну руку она подхватила Жорку, а в другой несла мокрые тряпки. Как раз в это время мать выходила из сарая с подойником полным молока. Заметив Настю с Жоркой, она спросила:

– Что, сорванец опять всё обмочил? Настенька, развесь вот тут на заборе. Вечером приду, будем с тобою стирать. Я сегодня пораньше приду с работы. Отец вот дров приготовил, и воды наносил с колодца. Как солнышко будет клониться вот туда, так ты печку затопи, пусть вода будет горячей, когда я приду.

Насте было пять лет, она всё никак не могла научиться понимать время по часам. Она научилась понимать время по солнышку и всегда знала, когда придут родители с работы.

– Хорошо, я всё сделаю. А Мишка не приходил? Чует, что попадёт и тянет время, пока вы не уйдёте на работу. Сегодня опять убежит с дому, это точно я вам говорю.

Настя называла мать на «вы», в семье у них так было принято. В других семьях, она слышала, что дети своих родителей зовут на «ты», но сама никак не решалась так разговаривать с родителями.

– Ладно, Настёна, не обижайся на него. Он мал ещё, и много не понимает, подрастёт, всё поймёт. Ну ладно, и мне уже пора. Помоги мне молоко опустить в погреб, а то жара вон какая, ещё прокиснет до вечера. Надо перегнать вечером через сепаратор. Я буду стирать, а ты будешь крутить молоко на сливки.

Мать спустилась в земляной погреб, установила молоко на прохладный пол, вылезла и плотно прикрыла крышку. Чмокнула Жорку в щёчку, тот ещё видимо не совсем проснулся и тихо сидел на одеяле под веткой. Подошла к Насте, тоже поцеловала её в щёку.

– Ну, я побежала. С утра бригадир людей выделил по наряду, будем свиноматок прививать. Надо раненько управиться, пока жары нет.

Мать махнула рукой и скрылась по ту сторону калитки.

Настенька стояла посреди двора, ещё ощущая материнское прикосновение и слыша её голос. Как бы ей хотелось хоть один денёк, чтобы все они были дома, все вместе ели борщ с курятиной, пили терпкий квас из погреба. Или просто так посидели у тёплой печки на улице, когда было уже темно на улице, но никому не было бы страшно, потому что рядом были бы папа и мама, их родители. Настины мечты оборвались, и она услышала звук кнута. Это местный пастух собирал коров в стадо.

– Ой, Боженька, надо же нашу Зорьку отвязать, не успею, буду потом стадо догонять.

Она быстро побежала в сторону сарая, где уже мычала их кормилица, чуя своих подружек, коров. Проворно справилась с привязью, и, подгоняя хворостинкой Зорьку, выпроводила за калитку, как раз вовремя в проходящее по улице стадо. Немного постояла, проводила глазами уходящее облако пыли, которое образовывалось, от множества копыт коровьего стада. Прикрыла маленькой ладошкой глаза, посмотрела на восходящее яркое солнышко.

– Опять жарко сегодня будет. Ой, совсем я тут застоялась, забыла за Жорку.

Настенька повернулась и быстро вошла в калитку во двор. Жорки на одеяле не было. Её обдало жаром.

– А где же он есть? Сам-то он не смог уйти и уползти, тоже далеко не уполз».

Она просмотрела все закутки, все сараи, хотела посмотреть даже в погреб, но увидела, что крышка плотно закрыта. Потом решила сходить к бабушке.

– Может быть он у них?

С надеждой на лучшее Настя перелезла через лаз и сразу увидела Жорку. Тот сидел у деда на коленях и трескал за обе щёки пирожок с картошкой. Настя успокоилась, но ей так было обидно, что она так испугалась за своего маленького брата, а его забрали и даже ей не сказали, но она не стала выговаривать деду, а прошла в хату. Когда она зашла, то увидела, что Мишка уже проснулся и тоже ел пирожки, запивая их молоком. Баба Марфа сидела на стуле рядом и подливала внуку в кружку молока.

– Мишка, ты когда поешь, иди домой. Мамка наказала, чтобы ты никуда с дому не уходил, а то отец вечером тебя поясом выпорет. Ты понял, что я тебе сказала?

Мишка с полным ртом кивнул головой.

Бабка Марфа погладила внука по белой, как сметана голове и сказала, не глядя на Настю:

– А они с дидом поедуть нашей Манькы сино косить. Правда, внучок?

Настя стояла и не знала что сказать, но спорить с бабкой она не стала. У деда Фадея была ишачка Манька, и всё своё свободное время он проводил с ней. Он сделал маленькую лёгкую летнюю тележку, и всегда, когда подходила пора сенокоса, он ездил косить траву на сено своей любимицы. Конечно же, кататься он брал только Мишку, больше такой радости никто не удосуживался. И вот сейчас он поедет на маленькой тележке с ветерком, а Насте опять быть дома с малым Жоркой. Настя любила всех: родителей, деда с бабкой, братьев. Она не знала, почему её не любит баба Марфа. Она это чувствовала, этот холодок. Когда бабка с ней разговаривала, то никогда не поднимала глаз, и ей всегда казалось, что та чем-то недовольна. Иной раз ей так хотелось, чтобы бабушка её приласкала, расчесала волосы, достала и дала ей из своего кармана кусочек сладкого белого сахарку. Настя знала, что у бабушки, в её необъёмных юбках, а их на ней было много, и карманы там тоже имелись, всегда что-то было сладкое. Но всё доставалось Мишке, ну и чуть-чуть Жорке, наверно потому – что он был маленький. Вот и сейчас, она стояла посреди хаты, и ей даже пирожка никто не дал, хотя ей тоже хотелось отведать румяного, и горячего, да ещё и с холодным молоком. Настя почувствовала голод, ведь у неё ещё маковой росинки не было во рту, с самого утра. Она поглядела ещё раз на Мишку, тот ещё сидел за столом, доедал пирожок, запивая молоком.