Екатерина Береславцева - Начинай со своего дома

А Митька, значит, все-таки стал фотографом! Надо же… Вот Ксенька удивится, когда узнает о нашем новом сотруднике! Бегом поднявшись по лестнице, я, не останавливаясь, пролетела мимо менеджерской, миновала кухню, свернула за угол и помчалась вперед, к комнате журналистов. Навстречу мне приближалась темнота нашей галереи. Я сбавила бег, потом перешла на шаг, а перед самой границей света и тени вовсе остановилась. Я ведь не была здесь со вчерашнего дня, с тех самых пор, когда мы с Зинаидой, успешно сдав номер и ночной пост, покинули кабинет верстальщиков. Зинка-то потом, конечно, вернулась к себе, а меня мотало по дому в суете наступившего дня, но ни разу больше не заносило в эпицентр ночных событий.

Я глубоко вздохнула. В голове возникла трусливая мысль, может быть, подождать кого-нибудь здесь, так, на всякий случай? Я сделала несколько шагов туда-сюда, задумчиво посматривая на живую темноту. Нет, так не пойдет. Мне тут еще работать, не буду же я каждый раз ходить с сопровождением, как маленькая девочка! Я прикоснулась ладошкой к стене. Почувствовав под пальцами живую теплоту Дома, я приободрилась и храбро шагнула вперед, не отрывая руку от стенки. Галерея приняла меня в себя, окружив странной густой тишиной. Я глубоко вздохнула. Эта тишина, казалось, проникала в меня, впитывалась в кожу, заползала в уши и нос, и через несколько осторожных шагов мне показалось, что я пропала. Я, Шурка Ковалева, со смешным, вздернутым кверху, носом и очками со сломанной дужкой, вдруг исчезла. Совсем. Это было необъяснимое ощущение, очень тонкое и немного жуткое. Как будто какое-то чужое пространство незаметно зашло в меня и стало мной.

– Я – это я или не я? – незнакомым голосом сказала я. – Если не я, то где я? А если я, то что со мной происходит?

Одно я понимала точно – мне нисколечки не страшно. Совсем. Ни капельки. И то внутри меня, которое я сначала приняла за чужое, вдруг сделалось таким родным и своим, что мне стало смешно, как я могла раньше этого бояться? Я накрыла левой ладошкой золотого зверя на своей груди. Мне показалось или он на самом деле потерся об меня горячей щекой?

– Хороший котик, – вслух сказала я и тоже погладила фигурку в ответ. Протяжный вздох, который раздался вслед за моим прикосновением, прозвучал очень отчетливо. Я улыбнулась. И в ту же секунду впереди открылась дверь, впустив в пространство галереи, а значит, и в меня, поток света.

– Шурка, это ты, что ли? – в проеме обрисовался женский силуэт.

Мне понадобилось несколько долгих секунд, чтобы сообразить, кто передо мной. Настолько долгих, что пространство, которое было во мне, сгустилось и вновь стало прежней Шуркой Ковалевой всё тех же тридцати лет отроду.

– Я, кто же еще? – сказала я своим обычным голосом и переступила границу двух миров. Дверь за мной с силой захлопнулась, обдав по спине прохладным ветерком. – Привет, Ксень! Здрасти, Антонина Юрьевна!

– О, в нашем журналистском полку прибыло! – бодро откликнулась на мое приветствие Антонина Баруздинская, наша старейшая сотрудница, ближайшая подруга Марии Семеновны, классный журналист и добрейшей души женщина с неистощимым чувством юмора. Если я когда и хотела быть на кого-то похожей, то именно на нее, нашу Тонкую Тоню, как называли ее в нашем коллективе.

– Вам уже поведали о моих похождениях по подмосткам, Антонина Юрьевна? – спросила я, забравшись с ногами на свое любимое место в этой комнате – на подоконник.

– Только о первых ваших шагах, Саша, – усмехнулась Тоня. – А если быть точнее, о первых звонках, после которых, собственно, и начинается самое главное представление. И как постановка, удалась?

– Вполне, – заверила я. – Все роли разыграны, как по нотам, чему есть свидетельство в виде красивого баритона и цветных фотоснимков. Как заказывали, Антонина Юрьевна.

– Тебе помочь с расшифровкой, Шурка? – деловито встряла Ксенька.

– Я сама попробую, Сень, ладно?

– Смотри, а то у меня сейчас есть время.

– Я думаю, Александра вполне справится и без нашей помощи, – улыбнулась Антонина. – С ее-то слухом перевести голос в буквы – раз плюнуть.

– Не буду спорить, – хмыкнула я. – Сень, я чего пришла-то. Наташка сказала, ты мои наушники утащила.

– Да-да, они у меня, – Ксюша отодвинула верхний ящик своего стола и выудила оттуда черные проводки. – Забирай, подруга.

– Спасибо, – я запихнула наушники в карман юбки и спрыгнула с подоконника. – Тогда я пойду. Работы до фига и больше, а еще меня шеф попросил помочь с текстом и фотками для Вольского.

– С фотками? – Тоня с Ксюшей удивленно переглянулись. – А почему именно тебя? Разве ты разбираешься в фотоделе?

– Кстати, о фотоделе! – ударила я себя по лбу и вновь залезла на подоконник. – Ты знаешь, Ксенька, кто у нас теперь будет работать?

– Кто?

– Ну, подумай, подумай сама. Человек, который очень хорошо разбирается в этом самом фотоделе.

– Да откуда я знаю, Шурка?

– Ну вспомни, подруга, как я вам всем уши прожужжала про одного фотографа с выставки.

– А, тот самый? Как же его… Птичкин?

– Бабочкин! – я очень изящно помахала руками в воздухе. – Но это еще не все сюрпризы! Ты знаешь, кто скрывается под этой оперившейся личинкой?

– Да говори уже, Шурка, не тяни!

– Митька Шапкин, собственной персоной! – громовым голосом закончила я.

– Да ладно! – опешила моя подруга. – Ты уверена?

– Еще как! Я видела его десять минут назад, как вижу тебя сейчас, и он пришел как раз устраиваться к нам на работу. Фотографом. Вот.

– Ну и дела, – протянула Ксенька. – А он тебя узнал?

– По голосу, – хмыкнула я.

– А ты его?

– А я его совсем не узнала. Прикинь, ни одного подозрения не возникло.

– Да… Ну и новость…

– А кто такой этот Шапкин-Бабочкин, барышни? – заинтересовалась Антонина.

– Вы как раз тогда в отпуске были, Антонина Юрьевна, – вспомнила Ксенька, – когда наша Шурочка ходила на фотовыставку, откуда прибежала с совершенно безумными глазами. Я, сказала она, таких пронзительных фотографий еще никогда не видывала.

– Чем же они вас пронзили, Саша?

– Словами это трудно передать, Антонина Юрьевна. Они все были черно-белые, и такие острые, что этим своим острием вонзались в самую душу. Нет, не могу объяснить. Но, думаю, теперь мы все сможем их оценить, раз Митька будет работать тут, в «Симфонии».

– Что ж, интересно, интересно, – улыбнулась Антонина. – Люблю, знаете ли, качественное искусство.

– Знаем! – в один голос воскликнули мы с Ксенькой.

Наша Антонина Юрьевна, помимо своей непосредственной профессии журналиста, обладала еще и тонким чувством стиля и вкуса, что отражалось не только в ее постоянных посещениях театров, выставок и концертов, но и в умении надевать на себя такие штуки, которые на других смотрелись бы слишком эксцентрично, но на нашей Тонкой Тоне – изящно и оригинально. К слову сказать, Антонина Юрьевна, к своим пятидесяти с хвостиком, обладала великолепной фигуркой гимназистки, и это при том, что у нее было трое взрослых детей! Хотела бы я иметь такие данные, уж тогда никакой, даже самый гениальный, художник не прошел бы мимо моей красоты!