Наталья Струтинская - Биография неизвестного. Роман

Всякая вера в будущность мгновенно растворилась, пространство лопнуло, а в сердце удушающая бесстрастность сменилась сомнением. Какова была продолжительность этих переписок и какова была их природа?

Я сразу же вспомнила поведение Альбины по отношению к Федору, ее кокетливые взгляды и жеманные улыбки. Я вспомнила, с какой легкостью она пригласила его ходить на обеды с нами и как беззаботно она подшучивала над ним. Такое общение могут позволить себе люди, давно знакомые друг с другом и знающие друг о друге многим больше, чем просто имя и фамилию. В тот момент я почувствовала себя обманутой, но что было хуже всего – я чувствовала себя преданной.

Я знала, что лицо мое побледнело, я ощущала, как глаза мои готовы были вот-вот наполниться слезами, а белые как полотно руки дрожали, дрожали и пальцы, касающиеся ткани скатерти там, где лежал телефон. Я смотрела на экран с горящим на нем именем, пока он не погас. Но и тогда я продолжала на него смотреть, будто вот-вот на нем появится один ответ на все вопросы, тугие, вязкие, которые в тот момент родились во мне. Экран не загорался, храня в своей темной глубине сокровище, охраняемое сотнями ядовитых змей. Где-то в бесконечной паутине лучей затерялось движение чужого сердца, направленное не ко мне. В то мгновение я ясно осознала это, но тут же отогнала от себя эту мысль, напрочь отказываясь верить в нее.

Скоро вернулась Альбина, застав меня сидящей на прежнем месте, но уже в пальто и берете. Она улыбнулась мне, улыбнулась и я ей. Я наблюдала, как Альбина взяла в руки телефон, как пальцы ее разблокировали экран и как нажали на сообщение. Я видела, как глаза ее читают текст, и как губы дрожат в подобии улыбки. Но она не написала ответа, лицо ее осталось бесстрастным, взгляд не выражал ничего. Она положила телефон в сумочку, оделась, и мы направились обратно в офис, продолжая прерванный несколько минут назад разговор. Несколько минут, ознаменовавших для меня окончание целой эпохи.

С того обеда, будто прочитав по моему лицу терзавшие меня мысли, Альбина больше никогда не оставляла телефон без присмотра. Отлучаясь на несколько мгновений, она брала его с собой, будто в любую секунду ей могли позвонить и сообщить важную новость. Со своего места я могла видеть и ее, и Федора, но не находила в их общении ни намека на какую-либо симпатию друг к другу. Каждый сидел на своем рабочем месте, Альбина иногда говорила по мобильному телефону (как я уже знала, с Егором), Федор время от времени относил куда-то документы, ни разу не взглянув в сторону моей подруги. Все было как будто спокойно, словно и не было никаких сообщений и попыток со стороны Альбины приблизить к себе Федора.

Я не спрашивала Альбину про сообщения, а она больше не рассказывала мне ничего о Федоре, как делала это раньше. Она больше не обращала моего внимания на него, а я в свою очередь в разговоре никогда не упоминала о нем. Он будто негласно стал для нас запретной темой, хотя ни одна из нас не произнесла ни слова относительно него. Мы продолжали ходить вместе обедать, возвращаться в одном троллейбусе с работы, смеяться и как будто беззаботно болтать, но появилась между нами какая-то напряженность, которой раньше не было. Я не могла сказать, чувствовала ли она эту напряженность, но я ощущала ее явственно и совершенно определенно.

Однако, вопреки здравому смыслу, событие это не только не оттолкнуло меня от Альбины, но, напротив, как будто еще больше привязало меня к ней. Я все время старалась быть возле нее, проводить выходные вместе с ней, будто неосознанно стремясь расположить ее в поле видимости, чтобы знать наверняка, что она делает, кому пишет и с кем говорит. Кому-то такое мое поведение может показаться манией, сумасшествием, однако тогда я не анализировала своих действий. Я как завороженная следила за каждым ее действием и шагом, как будто спрашивая саму себя: «Что в ней есть такого, чего нет во мне? Зачем ей это? Зачем она это делает?» и как будто стремясь, будучи рядом с Альбиной, попасть в поле зрения Федора.

А что же делала я, чтобы обратить внимание Федора на себя и завоевать его расположение?

Ни разу в жизни мне не приходилось чувствовать себя так отчаянно ненужной, игнорируемой, как в ту осень. Федор был, несомненно, хорошо воспитан, интеллигентно сложен и учтив, но абсолютно равнодушен ко мне. Я часто улыбалась ему, иной раз перекидываясь с ним парой слов. Он отвечал с улыбкой, отвечал спокойно и мягко, но односложно, не проявляя ко мне никакого интереса.

Глядя на себя в зеркало, я не находила ни одного изъяна в своей внешности. Я никогда не сомневалась в своей красоте, не наблюдала недостатка в уме и не была бездарной. Я всегда была окружена поклонниками, и внимание, проявляемое ими ко мне, необыкновенно возвышало меня в своих глазах. Теперь же я в недоумении рассматривала себя в большое зеркало, вмонтированное в стену над раковинами в дамской комнате офисного здания, и не могла понять, почему этот мужчина, вызвавший во мне сильнейшие из когда-либо испытанных мною чувств, остается равнодушен ко мне. Что могло привлечь его в, несомненно, менее красивой и менее умной Альбине? И тогда я пришла к единственно возможному ответу: дело было не в Федоре, а в самой Альбине.

Все это время она во что бы то ни стало стремилась завоевать расположение Федора, ведя себя с ним как лучший друг. Ее слова о том, что все это она делает для того, чтобы ближе познакомить меня с ним, потеряли всякий для меня смысл, когда, обсуждая с ним Глеба, я поймала ее короткий, едва уловимый взгляд, направленный на Федора и подкрепленный словами:

– Я тоже не люблю высоких и худых. Мне нравятся мужчины плотные, чтобы было за чем спрятаться. А еще больше нравится, когда все бегают за ним, а он бегает за мной, и тут уже становится не важно, худой он или плотный.

Таким образом, я уловила некую двусмысленность в создавшемся между нами троими положении.

Положение это еще больше озадачило и даже испугало меня, когда в одну из пятниц Альбина, никогда не имевшая привычки опаздывать, приехала на работу к десяти часам утра. Бледная, с легким макияжем и совершенно бесцветными губами, но все же идеально уложенными волосами, она вошла в отдел, не посмотрев в мою сторону и ни с кем не поздоровавшись, прошла к своему рабочему месту, быстро включила компьютер и порывисто сняла с себя плотное пальто. Видеть ее в таком виде было непривычно, и я, обеспокоенная видом подруги, кричащем о том, что произошло что-то непредвиденное и явно обескураживающее, оставила свою работу и подошла к ней. Она невидящим взглядом уставилась на меня, будто не узнавая и видя меня впервые, после чего взяла мои ладони в свои, крепко сжала их и произнесла: