Аарин Ринг - Вкус сна. Женщина внутри себя

Главред, оплывающий жиром 40-летний неудачник с бегающими свиными глазками, завел привычку ударять меня по заднице, встречая в коридоре. Анжелика, блин… Коллеги корректоры советовали одеваться как можно скромнее и не краситься, чтобы заработать авторитет. И лучше всего завести роман с перспективным журналистом-практикантом – элита все-таки. А меня тошнило от этой журналистской потной богемы. Они курили в кабинетах и напивались под вечер, под каждый вечер.

Странно, вот я не могу дозвониться… а почему меня не ищут? Не замечают моего отсутствия на работе? Неужели они не видят, что меня нет? Меня! Меня нет. На работе.

Наливаю кипяток в стакан с пакетиком зеленого чая. Вкус получается немного железным из-за воды. Трогаю свой лоб, кожа шершавая, не молодая уже кожа. Купила какой-то крем в супермаркете, но что там надежды на эти кремы. Может, что-нибудь принимать внутрь? Витамины что ли? Надо прилечь, подумать, как мне быть. Вообще.

Сны – мое спасение, единственное лекарство, которое я признаю реальным и действующим. Во сне я оказываюсь по ту сторону вселенной, мне так кажется. Вот я ловлю рыбу, скидывая удочку со своего балкона. Вот я плаваю в Индийском океане. Вот я путешествую по Италии. Было ли это у меня когда-нибудь и сбудется ли? При удачном стечении обстоятельств мне жить еще лет пятьдесят. Столько можно успеть за эти пять десятков. А что я, собственно, собираюсь успевать? Бесконечное мелькание будней с перерывами на выходные дни, которые я провожу, пялясь в экран кинотеатра.

Я не нужна никому в свои 29. Никто мне не звонит – у меня нет друзей – зачем они мне? Ни с кем у меня нет общих интересов. Не хочу быть обязанной никому. Не хочу быть обязанной говорить только хорошее только потому, что человек – мой друг. Или пускать его слишком близко в сердце. Это небезопасно. Я слишком чувствительная и онемелая одновременно. Я немного похожа на Колина Ферта в «Одиноком мужчине», первом фильме Тома Форда.

Я проваливаюсь в сон, начинаю ощущать его вкус, разбираю его первые цвета, расплывающиеся акварельными пятнами. Я больше не чувствую ног, рук, голова взлетает, тело перестает существовать. Я слышу прекрасную музыку. Я вижу яркий солнечный свет, я ощущаю его тепло. Я на набережной с белыми перилами. Музыка не прекращается. Я прохожу вдоль ряда торговцев сувенирами, подхожу к музыкантам, треплю кудри барабанщика, он целует мою руку. Я целую его губы. Я совершенно голая и никому это не сюрприз. Спускаюсь к морю – оно бирюзовое, уверена, это Ницца. Я захожу в спокойную воду, светящуюся изнутри. Музыка не прекращается. Я хочу плыть и плыть, не хочу просыпаться. Чайка подлетает ко мне и кричит.

Я открываю глаза, пытаюсь понять, откуда этот мучающий меня звук – звонит мобильный. Беру трубку – там автоответчик, звонят мне и говорят: «Вызываемый абонент недоступен, перезвоните позже». Почему мне автоответчик? Вероятно, я уснула во время набора номера, а потом мне приснился звук вызова.

Стоп. А чай? Я не пила чай, значит. Да, я до сих пор сижу в коридоре на коврике. Ну ладно, пора заканчивать. Я иду кричать в окно.

За окном стоит бездарная картина нищего хрущевского двора в летний полдень. Никого.

Решаю позвонить хозяйке квартиры. Она не берет трубку – на даче, как всегда летом… Наконец, ситуация начинает меня волновать. А что, если я так и не выйду отсюда? О! Страх! Паника! И… Наконец-то – равнодушие, как стакан холодной воды в жаркий день. Ну и фиг с ним, засохну во сне.

У меня нет телевизора, даже советской радиоточки нет. Есть интернет. Но компьютер сломался, на новый – денег нет, на ремонт денег нет, просить знакомых я не хочу.

Я иду в туалет. Сидя на унитазе, ищу глазами по полу, чего бы почитать. Замечаю торчащий из-под стиральной машины бумажный уголок. Тяну и вытаскиваю небольшую книжную страницу. Бумага желтая, по краям темнее, текст размещен с большими полями. Выхватываю предложение: «Им будут даны три одинаковые жизни». Потом начинаю сначала:

«…Тогда Луна отвернулась навсегда, чтобы людям не достались ее слезы. С тех пор ночи стали темными – глаза красавицы больше не освещают землю. А Турулай в наказание должен вечность бродить между мирами, пока черный гриф не принесет ему весть о прощении. Взамен Турулай должен отдать свое тело грифу, а когда гриф наестся, он получит новое, от одного взгляда Луны, которая повернется, чтобы посмотреть на месть богов. К тому моменту человеческий род исчезнет с лица земли. И Турулай должен будет отправиться в долгое путешествие, чтобы найти гнездо священного грифа, который съел его тело. Мудрая птица проведет его через царство мертвых, где он отыщет свою жену. И если Мино узнает Турулая в его новом теле, им будут даны три одинаковые счастливые жизни подряд».

Что-то я не помню такого в университетской программе. Да она скудновата на мифы, если честно. Но это, наверное, какое-то новое убогонькое фэнтези. Бывшие квартиросъемщики не жалели книг в туалете…

Я ощущаю чье-то присутствие. Мне страшно. Страх заполняет мои руки, плечи, колени, мой живот. Не помню, когда это началось. Иногда у меня случаются приступы панических атак. Я не чувствую себя в безопасности. Иногда они случаются, когда нужно выйти из дома. Но в таких случаях я уже почти научилась себя уговаривать. Тогда мне кажется, что единственное, чего я по-настоящему хочу, это перестать бояться.

Успокаиваюсь, стоя под слабыми струйками душа. Вода через кожу проникает в глубины тела. Чувствую каждый миллиметр своего тела. Чувствую себя плотной и наполненной. Через несколько минут, одетая, спокойно и уверенно берусь за замок входной двери – он открывается. Открылся! Я выхожу из дома. День близится к вечеру.

Сырость и прохлада чистого бетонного подъезда. В солнечный полдень очутиться в таком даже приятно. В редакцию я не пойду. Хотя там работа только-только началась… И можно было прожить этот рабочий день. Но мне хочется, чтобы они пошевелили мозгами сами. Пусть узнают, как это – без меня читать. Пусть поймут, что я – ценность.

И домой возвращаться нельзя, снова будет страшно… Вот я сижу и пью чай, да, а сзади кто-то кладет руку на плечо. И я точно знаю, что кроме меня здесь никого. Вот так может быть. Пропищав кнопкой кодового замка, я медленно открываю тяжелую подъездную дверь.

Улица заполнена жирным, настоявшимся и уставшим за день, воздухом вечера жаркого дня. Все вокруг говорит об облегчении. «Идем из магазина, и хорошо», – басят вялые фигуры соседей. «Доиграли в футбол, идем обедать – и хорошо», – гогочут мальчишки. «Набегались, порылись в помойках, лежим под лавкой – и хорошо», скулят собаки. «Насмотрелись на небо, тряхнули листьями – и хорошо», – скрипят отливающие желтизной дворовые тополя. Всем хорошо. Все чем-то заняты.