Катерина Зарудина - День святого Валентина

– А где же твоя мама? – первым делом спросила озадаченная тишиной Валя.

– Она справляет у наших родственников, – услышала она в ответ уверенный голос. – Сейчас посидим, а потом, не спеша, поедем. Ты не против?

Она совершенно не была против, просто немного растерялась. Тем более что мороз на улице стоял трескучий, зимы тогда были еще настоящими. Хорошо запомнились большие окна с красивым заиндевевшим узором, елка таинственно поблескивала в углу серебристой мишурой. Стол с белой ажурной скатертью и цветами, на котором стояли разные салаты, цыпленок табака, вазочка с мандаринами, фужеры для шампанского и стаканы для «Фанты». Димина мама явно постаралась. Включили телевизор, по которому передавали стандартные новогодние пожелания и песенки, сели на диван и потихоньку стали уничтожать содержимое салатниц. Раздался телефонный звонок.

– Да. Сейчас приедем, – ответил Димка, держась за бок и прикусив нижнюю губу.

Валя представила, как они потащатся сейчас в заоблачные Кузьминки по такому морозу, и ей стало дурно. Димка тоже, наверное, живописал эту картину, но оба молчали и продолжали есть. Пробили куранты, президент всех поздравил, и стало окончательно ясно, что в эту ночь они будут вдвоем. Периодически тренькал телефон, но и он потом все понял и замолчал. Выдули всю «Фанту», попили чай с «Птичьим молоком», уже спел Кобзон с Людмилой Зыкиной, а цыгане все продолжали выть, трясти монисто и размахивать цветастыми платками перед носом всей страны. Страна уже порядком проспиртовалась, не воспринимала действительность, и большинство ее граждан приняло горизонтальное положение. Все как обычно. Необычным было только место Валиной ночевки, да и действительность Валя воспринимала очень отчетливо. Она была такова, что настенные часы громко и деловито отсчитали несколько часов наступившего года, фактически утро, глаза стали безудержно слипаться, и юное девичье тело тоже потребовало горизонтали. Сказывалось еще количество съеденного.

– Давай спать? – предложила Валя незатейливо.

– Хорошо, я подушки с пледом принесу, – сказал резко покрасневший Димка.

Они улеглись, не раздеваясь, на диван перед телевизором. Он ее обнял поверх клетчатого пледа, и они так и пролежали, не шелохнувшись. Все тело затекло, а они даже не поцеловались. Что он не спал, Валя чувствовала, а еще поняла, насколько трепетно он к ней относится – боялся руку переместить и дышал странно. Тихо-тихо, как мышонок, будто спугнуть боялся что-то. Все равно спугнул. Утром проводил домой. «Я – падшая женщина», – думала она, когда шла рядом с ним по хрустящему свежему снегу, который из-за своей новизны и солнечных бликов превратился в нежно-сиреневый. Мысль о собственном «падении» доставляла Вале огромное удовольствие. Хотелось срочно поделиться своим состоянием с окружающими, и она еле дождалась Васькиного возвращения из пансионата. Ей она так и выпалила, предварительно плотно прикрыв дверь.

– Я – падшая женщина!

– Что?! – вскинула на сестру изумленный взгляд Васька, на лице которой безжалостным образом отпечатались все следы бурной встречи Нового года. – Сначала и, пожалуйста, помедленнее.

– Я встречала с Самсоновым.

– Вдвоем?! – Вася даже перестала копошиться и разбирать вещи.

– Да. – Гордо констатировала Валя, потом спешно добавила. – Мы спали на одном диване.

– Не в сапогах, я надеюсь? – Начала громко хохотать сестра. – Но в рукавичках? Я угадала?

– Да иди ты в задницу!

– Не обижайся, «падшая женщина». Уж кто-кто, а ты не должна на меня обижаться. Просто я вначале подумала, что ты с поясом целомудрия рассталась. И вообще, если ты – «падшая», то кто же тогда я? – почему-то с легкой грустью проговорила Василиса, сидя на полу в полуразобранном состоянии и в обнимку с рюкзаком.

Больше Самсонова Валя никогда не видела. Категорически не хотела видеть и к телефону просила больше ее не подзывать.

Нестерпимо заболел лобок. Заныл. Это к Самсонову, в принципе, никак не относилось, просто когда-то в детстве она решила похвастаться перед сестрой, какая она умелая, лихая велосипедистка и проехать на велике без рук. Все было бы ничего, только она не учла, что гладкий асфальт закончился, и начался булыжник. Естественно, переднее колесо крутануло, и она резко, ласточкой вылетела вперед, со всей силы стукнувшись этим самым интересным местом об руль. Больно было безумно, внизу все почернело и грозило отвалиться. Так и было потом в жизни: когда она выпендривалась и ее начинало откровенно заносить, она мысленно хваталась за лобок, который будто начинал трещать по всем швам.

Но ведь сейчас она не выделывалась. Она хочет быть единственной, ей нравятся ощущения, связанные с этим чувством. Она всегда искала любовь, как и все нормальные люди, особенно женщины. Бросалась грудью на каждый ее призыв, как Александр Матросов на дот. Она могла бурно рыдать во время просмотра любовной мелодрамы, а на самом деле была жестокой и беспощадной. Временами у нее получалось вжиться в роль влюбленной. Ее хотели, любили, и тогда она чувствовала себя актрисой на сцене. Что-то говорила фразами из набивших оскомину сериалов в ответ на нежности, могла бурно отреагировать на признания. Но внутри была пустота или ложь. А себя обманывать – состояние хуже некуда. Паршивое дело. Поэтому когда речь заходила о серьезном отношении, она на всю мощь срочно включала турбины и ракетой взмывала в небо. «Все выше и выше, и выше…» Лишь бы не слышать этого канюченья, банальщины, страстного и слюнявого дыхания в ухо.

Кстати, в одном умном научном журнале она прочтет случайно, что лобково-копчиковую мыщцу восточные целители издавна называли мышцей любви. Кто бы мог подумать?! Неспроста, наверное… Мышца любви вырабатывает электрические импульсы, от мощности которых напрямую зависит сексуальность человека, то есть насколько он привлекателен, насколько сильна его способность нравиться, любить и быть любимым. Если эти загадочные импульсы у двух людей неожиданно совпадают, то они отыщут друг друга, даже находясь в огромной толпе. Между ними обязательно возникнет взаимная симпатия, вспыхнет любовь с первого взгляда, и они, по большой вероятности, найдут друг в друге идеальных любовников. В общем, настоящая, стопроцентная любовь случится.

Получается, что мышца любви у нее с детства «ушибленная». Может, от этого все проблемы?

Она всегда пропадала с линии горизонта. Испарялась в плотных слоях атмосферы. С предлогом или без. И внутри все оживало и расцветало от осознания того, что проклятые наручники сняты. Так произошло. И точка. Может, потому, что не встретила она кого-то, с кем совпали бы наконец ее привередливые импульсы, и тогда, возможно, этот «кто-то» стал бы ее мужчиной. Кто не слюнявил бы пакостно ее многострадальное ушко. Хотя почему не встретила… Зачем она себя-то пытается обмануть?