Катерина Зарудина - День святого Валентина

«Прямо как в фильме “Телохранитель”, – подумала Васька довольно, погружаясь в глубокие недра белоснежной кровати.

Интересно, а если бы она начала его соблазнять? Что бы он ей ответил? Наверное, сказал бы твердо: «Извините, но мне нельзя. Я при исполнении служебных обязанностей». Или попросил разрешения у своего начальника.

Василиса никогда не комплексовала по поводу своей болячки. Может, потому, что в институте пронесло, и она ни разу там не отключилась. В школе, когда можно было на этом хорошо зациклиться, – тоже нет. Наверное, кто-то свыше сжалился над ней. Сначала отметил неизвестно за что, а потом смягчил приговор.

На характер ее болезнь, конечно, повлияла. Но, как это ни странно, в хорошем смысле. Редко можно было увидеть ее кислой, в разобранном состоянии, потому что она на деле знала, что это такое, и бежала от кислятины и преснятины со всех ног. Хотелось все время сиять, и Вале часто казалось, что у сестры внутри горит лампочка большого накала. Всегда на лице ее светилась улыбка, и она была не фальшивая. Васька умела ценить жизнь, которой была открыта в любых проявлениях, и каждую драгоценную секунду. Она давно решила, что в ее жизни не будет места страданиям, унынию и тоске. Мужчины, секс, наслаждение, некоторая бесшабашность, озорство… И любимая работа, в которую она уходила с головой. Любимый ее девиз: «Если радио – то максимум!»

Валю все время неизбежно, с огромной силой тянуло в прошлое. У нее был реальный шанс остаться с перекрученной назад шеей, как у куклы, с которой бурно поигрались. Василиса от прошлого будто отрекалась. Секунда прошла – и чудесно, не будем о ней вспоминать и не будем ни о чем (и тем более ни о ком) сожалеть. «Лучшее, конечно, впереди!» – как в детской песенке, спряталось за ближайшим поворотом. Или «Right here, right now» – прямо здесь и прямо сейчас.

Не так давно бабушка Рита нашла Васе врача по ее проблеме. Вася сопротивлялась, отбрыкивалась, но после того как в одном московском ресторане, хлопнувшись, разбила себе рот, наконец-то согласилась. Столы там были еще стеклянные, с острыми металлическими углами. Хорошо, зубы не выбила, и на этом спасибо. Пришлось ехать в «Склиф», где знакомый хирург сопровождавшего ее молодого человека сотворил буквально чудеса. Вернувшись домой за полночь, в залитой кровью модной белой рубашке с золотым гербом и зашитым, опухшим на пол-лица ртом, Вася собралась с духом, позвонила бабушке и, с трудом ворочая языком, записала магический телефон.

– Назовешь мою фамилию и имя, я звонила ей несколько раз. (В этом уж Вася точно не сомневалась.)

Если было нужно, Маргоша могла поставить раком кого угодно. Наверное, любого президента в бараний рог бы свернула – только задайте цель.

– Располагается это все в психиатрической лечебнице. – Здесь бабушка подробно назвала адрес.

«Этого только не хватало. Дожила», – прокомментировала про себя Вася.

– А что у тебя с голосом? Какой-то он странный, хриплый. Ты что-то кушаешь? – Не могла не полюбопытствовать бабуля.

– Да, сорвала сегодня на работе, пришлось покричать немного на придурков разных, а сейчас вот булку жую, ты угадала. Ладно, спасибо, я отзвоню, – выкрутилась Вася.

Это был эпилептологический центр, который располагался в одной из известных психиатрических клиник. Когда Вася ловила такси и называла улицу, таксисты сразу спрашивали, окинув ее любопытствующим взглядом, от которого ей становилось не по себе:

– В психушку тебе нужно, что ли? Так бы сразу и сказала. Садись, красавица…

Когда Василиса поднялась на нужный этаж, ей в нос резко ударил плотный запах нищеты и несчастья, которые обычно всегда сопровождают друг друга, а здесь они были неразлучны. Обшарпанные, бывшие когда-то очень давно розовыми стены. Отделение было явно перегружено. Деревянные и металлические кровати стояли в коридоре рядом с тележками, на которых высились огромные алюминиевые кастрюли с корявыми, полустертыми надписями «Суп» и «Компот». Оттуда устрашающе торчали половники. У многих кроватей вместо ножек – груда книг. Облезлый линолеумный пол и мерное шарканье ног в тапочках. Вася будто попала в другое измерение, в начало девяностых. Никакие перемены в стране не коснулись этого большого и столь необходимого многим больным людям учреждения.

Прошла через весь коридор и остановилась напротив нужного ей кабинета заведующей отделением. Постучалась. Никто не ответил.

– Извините, где мне найти Наталью Никодимовну? – спросила Вася у пробегавшей мимо сестры.

– Она на осмотре, – не глядя, упорхнула та.

Они договаривались на тринадцать часов. Больничные часы показывали половину второго.

– Вы Василиса? Проходите. Осмотр затянулся, извините, – услышала она четкий голос.

Невысокая женщина без возраста, как говорят про таких, моментально открыла дверь кабинета и энергично вошла внутрь. Перед ней возникало вполне осознанное желание вытянуться в струнку и, отдав честь, отрапортовать.

– У меня свободных пять минут. Что у вас?

Это была правда. Эта женщина не на словах знала, что бывает дорога каждая секунда.

– Понимаете, – начала Вася, – у меня…

Глаза будто слиты с основательными стеклами очков. И эта самая слитость пронизывает вас насквозь. Руки на столе – очень женственные, миниатюрные, с маникюром. Правда, ногти коротковато обрезаны.

– Когда начались приступы? Сколько длятся? Когда был последний? С мочеиспусканием? – Обрушила заведующая поток вопросов, одновременно делая быстрые пометки у себя в пухлой книжке и прожигая Васю насквозь глазами-рентгеном.

На последнем вопросе Вася очнулась. Она впервые услышала, что с людьми случается даже такое. Боже мой! Оказывается, ей еще крупно повезло.

– Нет, этого никогда не случалось.

– Понятно. Если хотите, можете полежать у нас для полного обследования. Лежать придется не меньше трех недель…

– Я не могу, у меня работа.

– У всех работа…

Здесь в кабинет настойчиво постучали.

– Наталья Никодимовна, пациент в шестой.

– Колите в вену, я иду.

Врачу некогда было уговаривать Василису. Здоровье – дело хозяйское, а ее ждут. Она на ходу что-то дописала на бумаге, которую отдала Васе, и устремилась к двери. Как локомотив.

– Спасибо. До свидания, – проговорила Вася уже в спину удалявшемуся доктору.

В другом конце коридора из палаты доносились ужасные хрипы и громкий стук.

– Быстро все разошлись. Что столпились? – скомандовала Наталья Никодимовна кучке любопытствующих.

«Ну и работа!» – думала Вася в ужасе, не дождавшись допотопного лифта с санитаром и стремительно сбегая по лестнице, перепрыгивая через ступеньки и рискуя сломать ногу. Прочь от чужих страданий. «Каким сильным надо быть человеком, чтобы наблюдать такое. Точнее, жить в этом аду. Все так убого»… Никому нет дела до этих больных людей: очень молодых и совсем старых. Только одна смелая женщина в очках борется за них. Бабка говорила ей, что на работе эта врач от зари до зари, и семья у нее с таким графиком нормальная, муж и двое детей. Маргоша ведь у них прирожденный Штирлиц.