Евгений Черносвитов - Сага о Белом Свете. Порнократия

Баба Люба тоже была счастлива: «сынок» осуществил свою мечту стать психиатром. И не где-нибудь, а Московском Институте психиатрии Минздрава РСФСР! Не погуляв и дня отпуска, Сергей Васильевич Хорошко улетел в Москву…

Что же касается секса, то Сергей Васильевич не придавал этому никакого значения. Он ни в кого не влюблялся. А имея внешность Сергея Есенина, он без передышки, начиная с 12 лет, вступал в короткие – 1—3 дня, половые отношения, в основном (начиная с 18 лет) с юными особами. А первой его женщиной была двадцатилетняя молочница – зав. молочным комбинатом в колхозе Спиридоновка. Сережа очень любил все молочное. Ганна была дочка бандеровца. На ДВ тогда было много: и на Юге, и на Севере, семей бандеровцев и власовцев, сосланных после войны. Они хорошо устраивались, были подчеркнуто дружелюбны с местными жителями, и «искупали» предательство своих отцов хорошим трудом. С аборигенами ДВ они не дружили. Также, бандеровцы не дружили с власовцами. А власовцы с бандеровцами.

…Сережа, как объект Ганиных вожделений, был явным исключением. Ганна многому научила Сережу. Прежде всего тому, что «Анна – это имя кацапки (то есть, русской) или жидовки (то есть, еврейки). А она украинка – Ганна! Сергею тогда, в 12 лет, в 1957 году, все эти Ганины «примочки» были до лампады! Ему нравилась ее сметана, в которой столовая ложка стоит. Ганна была бригадиром. В ее бригаде было 10 девушек от 18 до 22 лет. Этого хватило Сергею на три года. Дальше был период секса с юными аборигенками юга ДВ. Больше других ему нравились девочки-орочи! Отцы были счастливы, что русский красавец спал с их дочерями. Но в 16—17 лет он стал спать и с их женами. Они и от этого тоже были счастливы… Короче, секса было много, без любви и радости обладания! И так – до самой Москвы…

…Стоя как-то поздно вечером у метро «Преображенская площадь», только что проводив очередную дочку своего пациента из своей комнаты общаги в метро, и смотря на залитую огнями Москву, Сергей почувствовал щемящую за грудиной сильную боль… Даже мелькнула мысль – «не инфаркт ли?» Сереже было 28 лет. Но боль быстро прошла вместе с мыслью об инфаркте миокарда, а легче не стало! На смену боли и мысли об инфаркте, пришла мысль… о смысле его жизни: «Вот ты – психиатр. Ты – в Москве. Она у твоих ног! Ты красив и умен. Это все видят и все ценят, даже сам Владимир Владимирович, ну и что?»…

Как-то столкнувшись с Сергеем в коридоре института, поздоровавшись с ним первым, Ковалев, взяв Сергея под руку, повел куда-то, но не в свой кабинет. Шли и молчали. Сергей ждал, что скажет директор, который ведет его, ординатора, под руку. Они вошли в лифт, поднялись, вышли из лифта, Владимир Владимирович продолжал держать его под руку, ничего не говоря. Прошли по коридору. Вошли в другой лифт, опустились на второй этаж в коридор перед дверью с номером 212, они остановились. Ковалев все молчал. Лицо его ничего не выражало. Он отпустил руку Сергея, вынул из кармана халата ключ, который бывает только в психиатрических больницах, вставил его в квадратную дырку, чуть ниже ручки, и повернул ключ. Дверь открылась, и они оказались в палате, шестиместной, надзорной, ибо у двери сидел громадный санитар с засученными рукавами, а два других сидели по периметру. Сергей обратил внимание, что кровать, которая была у окна с железными решетками и изнутри и снаружи, была пуста и аккуратно заправлена. Владимир Владимирович вновь взял Сергея под руку и повел к этой кровати, не отвечая санитарам на приветствие, и не обращая никакого внимания на больных, некоторые из которых начали, хныкая, что-то говорить, обращаясь к профессору. Пока они подходили к пустой кровати у окна, дверь палаты отворилась и в нее вбежал молодой мужчина, тоже в белом халате с таким же ключом, как у Владимира Владимировича. Он начал что-то говорить директору, но Ковалев не повернул в его сторону даже голову. Так они подошли вплотную к кровати. Наконец Владимир Владимирович заговорил:

«Смотри и читай, Сережа!» И тут Сергей увидел небольшую медную пластинку, на которой было выбито: «На это кровати лежал великий русский поэт Сергей Есенин» Сергей взглянул с глубокой благодарностью на директора Института психиатрии Минздрава РСФСР. Тот хотел что-то сказать, но его опередил больной, который лежал на соседней с есенинской, кровати. Выскочив из-под одеяла, он радостно заорал во всю глотку:

«Сережка вернулся! Вставайте, Сережка вернулся!»

При этом тыча обеими руками в сторону Сергея Васильевича. Ковалев, молча, кивнул санитарам, которые уже спешили к больному, через мгновение, они завернули его плотно в одеяло и стали привязывать его руки и ноги к кровати, ловко скручивая в жгуты взятые с тумбочки простыни. Это была надзорная палата. В ней были кнопки. Врач, который заскочил вслед директору и Сергею в палату, жал изо всех сил на такую кнопку. Аж, покраснел, бедняга! Вбежала медсестра, неся поднос с двумя шприцами. Еще через мгновение, уколотый в руку беспокойный пациент, начал с громким храпом погружаться в небытие. А Владимир Владимирович вновь взял под руку Сергея и подвел его к окну с двойными решетками… Прямо перед окном рос …клен ты мой опавший, клен заледенелый…

На другой день была защита аспиранта профессора Авруцкого Владимира Николаевича Дурново… Тема диссертации: «Бензодиазепины при острых психозах. Собственные клинические наблюдения» Сергей Васильевич Хорошко пошел на защиту Владимира Николаевича Дурново. Так они познакомились и сразу крепко подружились…

Обоюдная симпатия возникла сразу, несмотря на радикальное различие будущих друзей, побратимов! Пожимая узкую ладонь с длинными пальцами Владимира Николаевича, поздравляя его с отличной защитой, Сергей невольно оценивал его со своей, конечно, колокольни. Толстоват и рыхловат – для своих тридцати лет. Пальцы при рукопожатии слабые, ладонь влажная. Успел побрызгать в рот чем-то, ибо не хочет, чтобы пахло изо рта после длительного выступления при защите диссертации. А одет как! Как в журналах Мод! Западноевропейский стиль! И духами слегка пользуется, не нашими… Но парень без сомнения талантлив и глубоко порядочный… джентльмен! Главное, что настоящий ученый. Еще бы! Из какой династии русской! Дурново! Аристократ, московский коренной… Не курит, но, точно, балует себя и хорошим коньяком, и хорошими сигаретами. Женщины таких не любят. По крайней мере – с первого взгляда… Мысль невольно перескочила у Сергея на него самого, в то время, когда Володя приглашал его на банкет и сразу, без всяких пауз сделал совсем неожиданное предложение:

«Сережа! Я приглашаю тебя в Прагу и Будапешт… У меня «Волга», и я имею международные права и визы во все наши страны. А иногда выезжаю в Париж, Рим, Брюссель… Это чисто научно-деловые поездки. Кафедра, которую я представляю, знаменита в Европе, в том числе западной, как лидирующая по открытию и производству бензодиазепинов и «мягких» антидепрессантов… Мы обмениваемся с ведущими фирмами Европы, в том числе, повторяю, капиталистической. И препаратами, и результатами их апробирования: мы даем им на апробирование свои препараты, а они – нам. Мой шеф – получил недавно академика… И является почетным доктором во многих Научно-исследовательских институтах Запада. Ну, по дороге, я тебе все подробно объясню…». Сережа слушал то, что говорил Володя, и это казалось ему фантастикой, сказкой! Он никогда не думал и не мечтал о поездках в другие страны, ему все и вся заменяла тайга, Океан и могущие дальневосточные реки, – они вырастили его и воспитали! Конечно, он охотно и усердно, профессионально работал судебно-медицинским экспертом… Но даже в Москву он приехал не ради самой столицы, а чтобы стать хорошим психиатром, осуществить свою мечту детства! Он невольно сравнивал себя со своим новым другом… Ничего общего, кроме отношения к профессии: они оба были настоящие профессионалы, Врачи! Но, Володя – «как денди лондонский одет», да и воспитан не хуже! А он? Что-то покруче Маугли и Тарзана! Смесь их обоих! Он обходи ногами всю южную дальневосточную тайгу и даже захватил приличный край северной – по обе стороны Татарского Пролива. Переплывал все дальневосточные реки и озера. Ни раз, не зная, что такое «экстримал», во время тайфунов и наводнений, уходил один в «зоны» бедствий, помогая своим друзьям – аборигенам спасать жилье и амуницию, скот. Он мог быстро, без остановки забраться на самый высокий кедр. И умел из кедровых шишек добывать молоко. Выпил его не одно ведро! Он, со своим учителем Всеволодом Петровичем, узнал все травы и ягоды с целебными и просто с питательными свойствами. С 10 лет Сергей курит.