Дмитрий Самойлов - Медсестра. Сборник произведений

Однако распорядок необходимо было соблюдать. Я пришел в палату и лег, накрывшись с головой одеялом. Но так лежать было скучно и ничего не хотелось. Я высунул сначала лицо, а затем и руки, одну за другой. Мальчик Коля, мой сосед, тихо сопел, он повернулся лицом ко мне и зашевелил губами. Рука его разжалась и из нее выпал маленький пластмассовый медвежонок. Я спрашивал его вчера: «Почему у тебя медвежонок белый? Медведи бурые все». А он сказал: «Это белый медвежонок. Он живет на Севере, потому и белый. Там холодно, я хочу согреть его». Коля всегда таскал его с собой в руке или в заднем кармане штанов, при этом голова медвежонка всегда торчала, так как весь он в карман не помещался.

– «А, где его мама?» – не унимался я.

– «Его мама умерла, теперь я его мама», – ответил Коля и еще крепче сжал медвежонка..

– «Я тоже хочу быть чей-то мамой», – сказала девочка в светлом сарафане. Она услышала наш разговор и заинтересованно остановилась рядом.

Одна лямочка постоянно спадала с ее плеча, и она часто поправляла ее с озабоченным видом.

В палате все спали. Воспитатели не спали никогда. Они куда-то уходили. «Я тоже уйду!» – решив так, я встал и медленно подошел к окну.

Я любил смотреть в окно. Это успокаивало меня. Тем более, спичечный коробок с разноцветными стеклышками я так и не смог найти. «Где я мог его потерять?»

Я заметил Елену Ивановну. Она торопливо шла по тропинке мимо корпуса. На ней был надет светлый сарафан почти такой же, как у той девочки, которая хотела стать чей-то мамой. Но лямочки у нее никогда не спадали.

Вдруг она поскользнулась на мокром камне и неловко присела, подогнув под себя ногу. Ой! В этот момент она, как никогда, была похожа на девочку. Только большую девочку и очень красивую. Она поджала губы, казалось, что она хочет заплакать. Но она не заплакала. Мне стало так жаль ее, что я, наверное, выпрыгнул бы из окна, в конце концов. Настолько велико было это, желание. Елена Ивановна, тем временем, встала и пошла дальше, уже не торопясь. Через несколько секунд ее белый сарафан мелькнул возле деревьев, и я совсем потерял ее из вида. В этот момент мне пришла в голову нелепая идея. Она была настолько смела и неожиданна, что я растерялся. Я присел на стул и. глубоко вздохнув, стал размышлять: «Раньше Елена Ивановна была девочкой и должна знать правила. Если ей предложить конфеты, что она скажет?» У меня еще оставалось несколько конфет, и я берег их для особого случая. Теперь этот случай, похоже, настал. Мне не терпелось пустить их в дело. Тем более что я ничем не рисковал. Если она просто возьмет их, это будет похоже на простое угощение. Женщины любят сладкое, это всем известно. Так будет легче обратить все это в шутку. Но сейчас, мне было интересно знать, куда она идет. Я встал и поспешил выйти на улицу. Выйдя, я примерно определил то место, где исчез ее силуэт, и осторожно вошел в лес.

Мое внимание привлекли отблески солнца, как будто кто-то пускал солнечного зайчика, время от времени. Но эти посверкивания были слишком мягкими для игры с зеркальцем. Я пошел в ту сторону и вскоре увидел Елену Ивановну. Она ходила по зарослям малины и собирала ягоды в большую алюминиевую кружку, которую держала в руке. Каждую вторую или третью ягодку она клала в рот, напевая при этом какой-то, известный только ей мотив. Теперь я понял, что мелькало на солнце – ее очки. Иногда она надевала солнцезащитные очки овальной формы. Но чаще я видел их поднятыми вверх, чем на ее глазах. Именно тогда на них отсвечивало солнце. Она использовала их как обруч для волос. Осторожно, раздвигая кусты малины, я пошел вперед. Через несколько шагов я присел потому, что Елена Ивановна была совсем рядом, в нескольких шагах. Она оглянулась по сторонам и, сняв сарафан, легла на покрывало. Затем, чуть приподнявшись, сняла лифчик и, положив его в целофанновый пакет, снова легла, запрокинув голову. Спичечный коробок и все игрушки вылетели из моей головы, едва я увидел эту картину. Я старался даже дышать тише. «Вдруг она услышит мое дыхание?» Так тихо было вокруг. Лишь где-то высоко ветер раскачивал верхушки сосен.

Сидеть на корточках было неудобно, и я попытался вытянуть затекшие ноги, при этом хрустнула ветка. Я замер. Она подняла голову и увидела меня.

– А, это ты? – спросила она, прикрыв грудь рукой. – Я думала, что здесь никого нет. Ведь сейчас тихий час. Почему ты не спишь?

– Не хочется. Я принес вам воды. Вот, – я протянул ей фляжку.

Она взяла ее и, опершись на локоть, стала пить маленькими глотками. Несколько капель пролились и стали стекать по ее груди, сверкая на солнце.

– Спасибо, – она вернула мне фляжку. – Я почти уснула, а ты разбудил меня. Поиграй где-нибудь, только далеко не уходи.

– Я не хочу уходить. Можно я вытру воду?

– Можно, – сказала она тихо и улыбнулась.

Я протянул руку и, еле касаясь пальцами, провел по ее груди.

– Что ты делаешь? – прошептала она и посмотрела на меня с интересом.

– Вытираю воду…

– Продолжай! – она закрыла глаза, замолчала. Ее тело было горячим, а живот мягким.

– Вам приятно?

– Да, – ответила она еле слышно.

Взяла мою руку и стала водить по своему телу. Внутри у меня все сжалось, и перехватило дыхание. Солнце просвечивало сквозь листья малины, а легкий ветерок колыхал их из стороны в сторону.

Елена Ивановна то открывала, то закрывала глаза, не переставая улыбаться. Выражение ее лица стало таким, каким я его еще ни разу не видел. Оно было особенным. Изредка из полузакрытых ресниц она поглядывала на меня и, щурясь, улыбалась все той же странной улыбкой. Она остановила мою руку и крепко сжала ее в своей ладони, так крепко, что у меня заломило пальцы. Затем отпустила, отвернулась и закрыла глаза.

– Вот. Возьмите!

– Что это? – она повернула ко мне голову.

– Листочек. Положите его на нос, так моя мама делала.

Елена Ивановна протянула руку и взяла листочек, нехотя поднесла его к лицу, разглядывая, опять улыбнулась и погладила меня по щеке.

– Ты хороший мальчик, – произнесла она задумчиво, лицо ее при этом стало грустным и серьезным.

Она привлекла меня к себе и поцеловала. Я подумал тогда: «Какие у нее мягкие губы и сколь нежны прикосновения рук и то, как она смотрит на меня, и все это вместе. Разве может оставить равнодушным?»

Когда я вернулся, Коля еще спал, сжимая своего медвежонка.

«Интересно, во сколько ложится Елена Ивановна? Во сколько встает? Что делает, проснувшись? Пихает ноги в тапочки и идет умываться? Может, ей нравится ходить босиком по полу, как это делают некоторые девочки? Анечка, например».

Я лег на кровать и закрылся одеялом с головой. Так легче было думать обо всем. Наверное, Анечку выберут королевой, с ней нельзя ссориться. Каждое лето дети выбирали короля и королеву, их наряжали и торжественно проводили через весь лагерь. «Пригласите королеву!» или «Так сказала королева» то и дело слышалось со всех сторон. Королева приходила, быстро решала все вопросы и конфликты: «Кто отобрал у тебя мячик? Вот ему! Больше не дерись подушкой». А дети повторяли: «Мирись, мирись и больше не дерись!» Потом брались за руки и водили веселый хоровод. Король не пользовался таким уважением и был как довесок. Над ним всегда подшучивали. Он нужен был лишь для того, чтобы составить пару. Кто же тогда будет держать королеву за руку?