Татьяна Чебатуркина - Год Водолея

Тетя Люба сразу начинала креститься, а Ольга шипела на отца:

– Папка, что ты каждый раз мамочку пугаешь? Нет сейчас войны и не будет! Что, там, на Западе не понимают опасности ядерной войны? А Валерка вас особенно спрашивать не будет, сам свою судьбу определит!

Валерий после учебки попал на какой-то засекреченный объект. Письма перестали приходить. Тетя Люба бегала к военкому, но он сердито послал ее подальше – служит парень, пока в России, и, может быть, где-нибудь на учениях, о чем посторонним не положено знать.

Злата послала три письма без ответа, а потом обиделась: « Не хочет отвечать, ну, и пожалуйста. Она тоже замолчит». И после затишья в переписке она вдруг получила в конце сентября коротенькую записку в цивильном конверте, с огромной шикарной маркой:

«Злата, я сейчас в госпитале. Немного обгорел на лесных пожарах. Моим – ни слова. Через две недели вернусь в часть, и надеюсь, что твои письма меня дождутся. Люблю тебя. Валерий».

В этот день она забыла, как ее зовут. И, если бы в школе на другой день ее кто-нибудь из девчонок позвал: «Злата, пошли в библиотеку, в столовую, еще куда-то», – результат был бы нулевой – испарилась девочка с этой грешной Земли, получив вызов с инопланетной станции в виде необычного пароля: «Люблю тебя». И нет никаких восклицательных знаков, многоточий. Просто: «Люблю тебя».

И не нужно тратить миллиарды на разработку сверхсекретных вооружений, на подготовку кровопролитных войн. Если миллионам людей послать такие скромные признания «Люблю тебя» от того, кому веришь и кого ждешь, а на другой день – лакированный конверт со словами «Зря мне поверил или поверила. Я просто пошутила или пошутил», то злому гению этого страшного розыгрыша точно присудят несколько пожизненных сроков, а в мире наступит неразбериха.

В этих простых словах «Люблю тебя» – легкая дрожь будущих поцелуев, тепло горячих рук, которые будут тебя поддерживать и подхватят, сберегут, бешеный стук у горла все понимающего сердца, сила уверенности в собственной незаменимости, шорох вечности у тебя за спиной.

Что делать? Написать и признаться, что давно у нее перехватывает дыхание при одном упоминании о нем! А вдруг это простое извинение, что был занят, не имел возможности ответить, просто болел?

Злата ждала следующего письма, надеясь, что Валерий проговорится еще раз, и признание в любви окончательно перевернет ее жизнь, потому что невозможное станет возможным. Или, наоборот, он сведет письменный разговор к другой теме, например, о волновавших всех событиях в стране. Злата не знала, есть ли сейчас цензура на письма военнослужащих, или все ее и его личные письма кто-то добросовестно изучает и имеет право выбросить письмо в мешок на уничтожение. Об этом было даже неловко думать.

Заведующая отмахнулась нетерпеливо:

– Кому ваши переживания нужны? Хотя шпионов тоже никто не отменял! Разбирай, девочка, скорее корреспонденцию, а то ты и так сегодня в школе задержалась!

Все время хотелось спать. Отказалась от всех кружков и спортивных секций. Учителя обижались, что не участвует, отмалчивается на политинформациях и классных часах.

В начале октября мать поставила ультиматум – или бросаешь работу, чтобы нормально учиться, или переводишься в вечернюю школу и забываешь про высшее образование. Пришлось подчиниться.

Рассталась со своей тяжелой сумкой, со стареньким велосипедом и затосковала:

«Конечно, мы не голодаем, но ограниченность в средствах угнетает. Нашу семью записали в малообеспеченные семьи, передают нам какие-то наборы продуктов бесплатно, а это так унизительно для гордой и независимой мамы. Пригласили недавно в отдел социальной помощи и стали предлагать поношенные сапоги и зимние куртки. Мать вечером ушла в сад и вернулась к ужину вся заплаканная, молчаливая».

Решение пришло внезапно, ничего не стала анализировать, брякнула за завтраком:

– Мама, устрой, меня, пожалуйста, на работу в больницу санитаркой! Буду вместе с Ольгой в медицинский институт поступать. Два года стажа заработаю, пригодится, наверное!

Мать медленно поставила чашку недопитого чая:

– И как ты себе эту работу представляешь? Школу бросить я тебе не позволю!

– Устрой меня в поликлинику на полставки! Сама говорила, что все девчонки в декретные отпуска ушли, работать некому! У вас во всех кабинетах на полу линолиум, я после уроков и буду убираться быстренько! Нужно ведь иметь представление о будущей работе! Вот тебе и преемственность поколений получится!

Мать махнула рукой:

– Мы с Лидой в медучилище тоже подрабатывали санитарками в больнице! А потом на занятиях носами о стол клевали! Попробуй, если есть охота! Не потянешь, – никто не осудит!

Много лет спустя, вспоминая в реалиях обеспеченной, сложившейся, более или менее успешной жизни этот диалог с матерью, Злата никогда не жалела о том растянувшемся на два долгих года забеге по преодолению внутренней неуверенности и слабости, о той прививке трудом в непростом возрасте осмысления своего бытия. Четко осознавая, что ничего в этом мире не дается даром, этот вынужденный напряг в юности подготовил не к парадному шествию по красным дорожкам уверенных побед, а к постоянному труду ради куска хлеба.

И жизнь, как всегда, преподнесла необычный и неожиданный сюрприз.

Уже в половине третьего коридоры поликлиники стремительно пустели, и только возле кабинетов терапевта и хирурга терпеливо дожидались своей очереди настойчивые посетители. Гудящие толпы больных у окошек записи, угрюмые очереди на стульях вдоль стен, мелочные перебранки между нетерпеливыми пенсионерами – все это утреннее нашествие ежедневных непрекращающихся потоков больных иссякало после обеда. И Злата заходила в тишину замерших кабинетов, поливала цветы на подоконниках, терла раковины, пыль на столах, меняя грязную с хлоркой воду в специальном ведре.

– Можно войти? – она пропустила грузную женщину с распухшими неестественно ногами, заглянула в хирургический кабинет. За столом сидел незнакомый молодой врач. Он поднялся, снял белый халат и улыбнулся:

– Да-да, заходите, я уже свободен! А можно узнать, как зовут прекрасную незнакомку? Вчера вот с эти же ведром меня выпроводила из кабинета какая-то энергичная бабуля! И еще при этом успела прочитать мне лекцию!

– Извините! – Злата торопливо прикрыла дверь, присела на табуретку. Незнакомый врач с курткой в руках возник в дверях:

– Да это же просто подарок судьбы, когда после страждущих и больных в конце работы в дверях вдруг возникает такой прекрасный цветок! Разрешите представиться, практикант Дмитрий Иванович, а можно просто Дмитрий!