Татьяна Чебатуркина - Год Водолея

– Замерзла, моя маленькая? Пошли скорее в здание! Без чая я тебя сегодня точно не отпущу, моя красавица!

И опять вспыхнуло в сознании сигнальное предупреждение: «Беги! Ты предаешь Валерку, если тебя не пугает это властное притяжение незнакомого запаха мужской резкой воды, горечь сигаретного дыма и обволакивающий жар чужого тела!»

Дмитрий сам выпустил ее из своих объятий:

– Прости, девочка, забылся! Рядом с тобой легко голову потерять!

Свой испуг от вдруг проснувшегося желания постоянно видеть Дмитрия, слышать его голос, общаться ежедневно Злата искусно скрывала, но впервые с ней познакомилась бессонница.

Воображение будоражило кровь. В темноте комнаты она слышала спокойное сонное дыхание Ирмы, а сама, словно плавала в раскаленном плену легкого одеяла, отыскивая уютную щелочку, чтобы оттуда захлестнуло ее юное тело волнующее тепло привычных сновидений. Но в черноте уснувшего дома опять беспокойно всплывали отдельные фразы, смех Дмитрия, как наваждение, бред прошедшего дня, даже без намека на сон.

И предстоящие уроки, и письма Валерия улетучивались в такие минуты, а ясность не желающего отдыхать мозга переплавлялась неожиданно в отчетливое и понятное стремление: «Мне его нужно обязательно увидеть завтра!». И, незаметно укачиваясь на этой волне сформулированного желания, к ней вдруг приходило успокаивающее ощущение покоя и счастья.

Но уже в конце октября Дмитрий заявился вечером без предупреждения прямо к ним домой с большой спортивной сумкой и торжественно вручил девчонкам большого лохматого игрушечного зайца, рыжую лежащую собаку и белого мягкого огромного медведя с красным бантом.

– Это удивительно, уважаемая Анна Александровна! Знаете, а ведь можно, если захочешь, привыкнуть к идиллии вашего сельского зазеркалья, к тишине и сосредоточенности вечерних улиц, уважительности и неприхотливости окружающих людей, если рядом с тобой будет понимающий и любящий тебя человек. Но мне придется подождать в городе, пока моя избранница подрастет. Можно я вас всех дружески обниму?

И Злата, уткнувшись носом в теплый свитер Дмитрия, словно навсегда впитала этот такой характерный запах каких- то дорогих сигарет, впервые ощутив непонятное смущение и влечение к живому нетерпеливому телу взрослого мужчины.

Новый год отпраздновали скромно, дома. Мать на «Скорой помощи» привезла небольшую сосну из лесхоза, где три года назад работал не по специальности, а простым трактористом отец, но, где его всегда вспоминали добрым словом. О разводе знали только две семьи – соседи во главе с тетей Любой и семья подруги Лиды.

Сосну нарядили, как и прежде, в доме поселился запах скорого праздника, но мать поставили дежурить в предновогоднюю ночь. Вернее всего, она просто не отказалась сама, чтобы укрыться в суматохе привычных вызовов от щемящего чувства одиночества, ненужности когда-то любимому человеку, который замолчал, изредка присылая небольшие суммы на девочек. На суд мать в Москву не поехала. Написала заявление о согласии на развод и об отказе от алиментов, заверила у нотариуса и отправила заказным письмом.

Валерий прислал в конверте опять короткую записку, и Злата поняла, что его часть находится где-то вдалеке от больших населенных пунктов, где в простом почтовом отделении можно было свободно выбрать яркую новогоднюю открытку на любой вкус.

«Злата, – писал он, – мы живем в такое непредсказуемое время, когда даже верховные руководители не знают, что будет завтра утром. Вас, в деревне, может быть, минуют все эти ветры перемен, но думаю, что армию они точно затронут. Жизнь постоянно строит нас, таких наивных, домашних мальчиков, которые витали в своих прекрасных мечтах, что мир крутится только вокруг нас, ради нашего благополучия и тщеславия. Все намного сложнее. Но я рад, что у меня есть такой друг, как ты, который меня, я надеюсь, не забудет. Я постоянно тебя вспоминаю, особенно, как мы стояли на бугре над рекой, и я так тебя и не поцеловал. Но я загадал, что раз ты была со мной, мы всегда, на всю жизнь, будем вместе. С Новым годом, Злата. Люблю тебя. Твой Валерий».

Это письмо мать нечаянно прочитала. Полезла взять на письменном столе чистую тетрадь в клеточку на рецепты, и из дневника выпал конверт. Мать, конечно, письмо прочитала, аккуратно положила на место, но во время ужина проговорилась, спросила вроде равнодушно:

– Ну, а что тебе Валерий пишет? – И тут же покраснела, отвернулась к плите.

А Злата ответила спокойно, словно давно ждала этого вопроса:

– Я его люблю, мама.

Продолжения разговора не было. «Парень далеко и надолго, так что глупостей не наделают. А когда вернется из армии, Злата успеет закончить школу. В случае чего, породнимся с соседями. Люди хорошие, друзья».

Боль при воспоминании о муже запряталась где-то в закоулки памяти, откуда ей строго-настрого было приказано не появляться. Даже когда осенняя ноябрьская хлябь заполонила всех в свою беспросветную, отчаянную безысходность. И сломавшееся домашнее паровое отопление полетело не вовремя к черту, и сварщик запросил сумашедшую сумму, и негде было достать для замены металлические трубы.

И стало вдруг так жалко себя, что где-то проглядела, не сумела уберечь свою семью от напасти, терпеливо дожидаясь лучших времен, как будто деньги, заработанные Тарасом в Москве, могли заменить детям постоянную отцовскую ласку, а ей – его горячие поцелуи и нежность, когда он шептал, разгорячившись, в темноте спальни: « Ты все равно родишь, Анечка, мне пару сыновей. Должна обязательно родить, ведь мы с тобой не случайно встретились на этой Земле. И я люблю тебя, мое солнышко, и хочу тебя, как в юности».

А теперь все в прошлом. Убежало счастье за высокую горку. И нужно было, закусив губу, перестать себя жалеть. Где-то в журнале прочитала: «А основных инстинктов у нас два – пищевой и половой. Постарайтесь все же, чтобы дух и разум взяли верх». Нужно было жить ради детей. И верить, что судьба не будет жестокой к ним.

И ведь все невзгоды постепенно разрешились. Младших детей забрала тогда из холодного дома в другое село верная подруга Лида, тоже озабоченная своими проблемами.

Трубы и сварщика с его тяжелым снаряжением вечером привез на тракторе с тележкой неутомимый Александр. Они варили отопление всю ночь. Мать часа на два прилегла, не раздеваясь, под тяжелой старой шубой, а Злата ушла ночевать к соседям.

Ей постелили на диване в комнате Валерия, куда она, стесняясь, никогда не заходила, и полночи она обнимала подушку, на которой он спал, а потом проспала, и они с Ольгой собирались, как угорелые, забыв половину нужных учебников, и бежали под одним зонтом, скользя и чуть не падая, по расквасившейся земле. К первому уроку успели уже под трель старинного медного колокольчика, который трясла на пороге для всех опаздывающих недовольная техничка. Ирма пропустила два учебных дня по уважительной причине.