Екатерина Спирина - Правда не горит

Помимо этого, у нас масса совместных интересов: походы в театры, велосипедные прогулки, маленький сад вокруг дома, путешествия, футбол… Я все-таки обратил Кьяру в свою веру, и ей пришлось сменить футбольную ориентацию. Она перестала болеть за Фиорентину и стала болеть за Ювентус. Иногда нам со Стефано казалось, что Кьяра втайне продолжает симпатизировать фиалкам 2 2 Фиалки – прозвище Фиорентины, футбольного клуба Флоренции, за фиалковый цвет основной формы. , но когда мы смотрим матчи между этими командами, то каждый раз убеждаемся, что она искренне болеет за зебр 3 3 Зебры – прозвище Ювентуса, футбольного клуба Турина, за форму в черно-белую полоску. . Что касается кофейных чашек, то они у нас разные, но гармонируют идеально.

Ну и, разумеется, основной нашей совместной деятельностью стало воспитание двух наших сорванцов. Причем к Клио это название подходит куда больше, чем к Джиджи. Джиджи всегда был спокойным и покладистым и с нескрываемым изумлением взирал на выходки своей сестры, а Клио всегда держала нашу нервную систему в раскаленном состоянии и не давала ни минуты релакса. Мы даже передумали заводить третьего ребенка.

Кьяра оказалась потрясающей мамой. У нее было запасено колоссальное количество терпения на детей-погодок, несмотря на всю ее экспрессию. Но самое важное, что меня восхищает в моей жене, – это то, как она воспитывала Клио. Она отнеслась к ней, как к родной дочери, никогда не делая различий между ней и Джиджи, и Клио ни разу не заподозрила подвоха. В самом начале мы решили не говорить Клио правду. Точнее этого захотела Кьяра. Она боялась, что если Клио узнает, то это всегда будет стоять между ними некой невидимой стеной. Кьяра даже опасалась, что Клио не будет любить ее, а однажды захочет уйти в поисках своей настоящей матери. Я был категорически не согласен с Кьярой, потому что считал, что настоящие родители – это те, кто воспитывает ребенка. Но переубедить ее не было никакой возможности. Потому я дал ей обещание, что никогда не открою Клио правду. Стоит ли говорить, что я оставил при себе другую правду, которую знали только мы с котом? Я долго мучился, открыть или нет Кьяре этот секрет, но некоторые ее высказывания относительно Клио и материнства вынудили меня в итоге оставить мою тайну при себе. Об этом знал только я. По крайней мере, я так думал…

По понятным причинам у нас уже нет нашего строгого кота, который в буквальном смысле устроил мою жизнь. Первые годы ему было нелегко с двумя моими отпрысками. Они в самом деле раздирали его в разные стороны, и он все чаще сидел под потолком на шкафу, нервно передергивая ушами и усами. А мы с Кьярой пытались привить детям уважительное отношение к этому священному животному. Увы, на это ушли годы… Но, несмотря на это, он обожал детей, не спускал с них своих бдительных глаз и всегда соглашался с ними поиграть. Правда, когда дети отправлялись спать, он буквально валился с ног от усталости и погружался в заслуженный отдых… на моих плечах. С тех пор, как я вернулся из Апульи, он еще больше времени стал проводить на мне. Может, он правда был привязан ко мне и действительно порадовался моему возвращению. Не знаю… Я никогда до конца не знал, насколько сильно любило меня это независимое животное. Когда его не стало, я страшно страдал, хотя сделал все, чтобы никто об этом не догадался. Мы любили его всей семьей, всем было тяжело, поэтому мне надо было всех поддержать, а не оплакивать моего зеленоглазого ангела-хранителя. И мне с трудом удавалось скрывать свою тоску.

После этого я категорически не хотел больше заводить никаких домашних животных. Увы, я был один против троих. И теперь у нас есть ирландский сеттер. Мы его купили, разумеется, детям, но вот уже пять лет у меня имеются большие сомнения на этот счет. Я был уверен, что «купить собаку» значит кормить ее, гулять с ней в любую погоду, мыть и причесывать… Но мои дети об этом ничего не слышали, а потому до сих пор считают, что «купить собаку» значит обеспечить ей веселый досуг. Потому такие мелочи, как уход за псом, легли на наши с Кьярой плечи.

Но, к счастью, у меня остался другой ангел-хранитель, – голубоглазый. После того, как мы вернулись из Апульи, я почти сразу ввел Стефано, моего лучшего друга, в круг моих друзей. Приехав во Флоренцию, я сразу собрал у нас дома шумную компанию, чтобы пригласить их на свадьбу и познакомить со Стефано. Лица моих друзей, когда они увидели Кьяру в качестве моей невесты, были достойны фотографирования. Разумеется, Мирко среди них не было. Он сразу всем рассказал, что я предательски переспал с его девушкой, но, как оказалось, в нашем кругу я пользовался большим уважением, чем он, поэтому никому даже в голову не пришло исключить меня из нашей компании. Когда же я узнал, что Мирко спал с моей бывшей женой, я не стал никому рассказывать этого, потому что очернить Мирко перед друзьями не было моей первостепенной задачей, тем более в тот период моей жизни. Но потом друзья рассказали, что за те полтора года, когда я редко присутствовал на вечеринках, потому что мне не с кем было оставить Клио, он сначала подставил одного друга в бизнесе, а потом попытался увести девушку другого. Друзья взбунтовались и изгнали его из нашего круга. Тогда я рассказал им, что он и меня предал, и с тех пор вход в нашу компанию ему был заказан.

На том вечере мы также попросили всех друзей никогда не раскрывать Клио, что Кьяра не ее родная мать. И все друзья всегда хранили от Клио этот секрет. Возможно, кто-то и вообще забыл об этом. Стеф же сразу был принят в нашу компанию, и спустя короткое время казалось, что он всегда принадлежал нашему кругу, при этом оставаясь только моим самым лучшим и близким другом.

Через пять лет Стеф женился, и его история любви, на самом деле, достойна кинематографа. Однажды он уехал в отпуск и приехал сияющий, как наше тосканское солнце. Влюбленный по уши, он сиял несколько месяцев, а потом в один непрекрасный день вдруг погас. Вошел в офис, словно само олицетворение мрачного подземелья. Я боялся предположить, что у него стряслось, учитывая, что – как он мне поведал несколько дней назад – они с его дамой сердца провели вместе ночь. Оказалось, что она через три месяца всего-навсего выходит замуж. Она призналась ему в этом, рыдая на его плече, и из его сумбурного рассказа я понял, что девушка с ее мужчиной уже год готовились к этой свадьбе. Теперь, когда она встретила Стефано, она не была рада этому замужеству, но изменить ничего нельзя.

Три месяца я предпринимал безрезультатные попытки вытащить Стефа из его мрачной депрессии. Я никогда не видел его в таком состоянии. Его светлый разум словно потух и погрузился в беспросветную тьму. Мне никак не удавалось расшевелить его извилины и заставить их мыслить разумно. И как когда-то, пять лет назад, делал это он, пришла моя очередь исправлять его ошибки на работе.