Лариса Матрос - Без суеты

– Да оставь, Слава. Я самый среднестатистический служащий. А ты – талант. Еще в школе наша классная тебе говорила, что будешь знаменитым художником. Ведь на твои стенгазеты, рисунки вся школа сбегалась смотреть. Правда, тогда ты рисовал все подряд: и природу, и разные сюжеты из школьной жизни, а чего стоили твои шаржи на соклассников. И, насколько я понимаю, на портретах ты сосредоточился с недавнего времени. Есть тому причина?

– Да есть, но это длинная история.

– Славка! Вот там, за океаном тебя обязательно заметят. Ведь твои портреты – это что-то! Знаешь, что мне сказала моя Люська, когда увидела впервые свой портрет твоих рук. Она сказала, что у нее закружилась голова от потрясения. Ей показалось, что ты не лицо ее рисовал, ты заглянул в ее душу и что-то вытащил наружу, что она сама скрывала. А ведь ты рисовал не с натуры, а с фотографии.

– Да? Так и сказала? А почему со мной не поделилась впечатлением. Ей не понравилось что – ли?

– Да ты, что! Ей так понравилось, что она приложила этот лист к груди и целый день не выпускала из рук. И знаешь, что она еще сказала? Она сказала: «Я и не знала, что я такая хорошая. Славка словно вытащил, высветил все лучшее, что есть в моей душе».

– Я ее рисовал такой, какой вижу.

– Просто удивительно. Вроде бы, все как в натуре. Но, но какие-то детали, взгляд, положение плеч, осанка, фон… что-то такое, что не передашь, но ты выдал иную личность, чем та, что была на фотографии. Да что я тут распинаюсь, ты и сам ведь знаешь. А скажи Славик: ты не экстрасенс, случайно. Ведь тебе удается в своих портретах действительно передать душу человека. Нет, не эмоции, не настроение, а душу, структуру личности, ее психофизиологию. Это какой-то иной жанр. Ты пока не понят просто.

– Ну, ты наворотил, друг мой любезный. Хотя, признаюсь, что есть во мне какие-то экстрасенсорные задатки, это ты верно уловил. Знаешь, порой мне даже не по себе как-то. Вот садится напротив меня модель, мужчина или женщина. Выбирает ракурс, позу, выражение лица, чтоб по- красивей запечатлеться на портрете. А мне ничего этого не надо. Потому что я его вижу насквозь. Вернее сказать: я знаю его насквозь.

– А откуда ты знаешь? Ну допустим, Люську ты действительно знаешь, как облупленную? А других, как?

– Вот тебе ответ на вопрос о том, почему я не рисую на улице. Я не рисую на улице, потому что не могу рисовать случайного прохожего. Я могу рисовать только того, кого очень хорошо знаю.

– А как же ты узнаешь?

– Ну, например, когда мне кто-то заказывает свой или кого-то, кому хочет сделать подарок, портрет, я обязательно провожу несколько собеседований, из которых хочу выявить, как можно больше о нем (о ней), о жизни, заботах, радостях и горестях. Прошу предоставить мне как можно больше фотографий (и профессиональных и любительских) разных периодов их жизни, которые, кстати, чаще говорят больше, чем слова. Если речь идет о тех, кто ушел в мир иной в разные эпохи (было у меня таких пару заказов богатых людей – нарисовать портреты их предков), я прошу рассказать все, что они о них знают из семейных легенд, писем, и конечно фотографий, портретов, описание их внешности в каких-то документах. К тому же, когда я сосредоточился только на портретах, я прочитал немало книг по анатомии, физиологии и психологии человека, чтобы иметь более глубокое представление о процессах, которые происходят в наших телах и душах в разных ситуациях. И еще важнейшим элементом моей работы является музыка.

– Ну, Славка, ты стал просто энциклопедистом, как я посмотрю. И вероятно, у тебя уже накопилось столько материала, что ты бы мог писать книги о своих моделях и твоих взаимоотношениях с ними. Ну, я понимаю, что ты не можешь разглашать то, что тебе поведали, ведь это- все частное, личное, порой интимное даже. Но ты можешь эти сюжеты взять за прообразы и писать. И может это тебе принесет дохода больше, чем картины. И станешь богатым писателем.

– Нет, Гера, это мне не грозит, во – первых потому, что у меня не так много было заказов и потому не так много материалов. Во-вторых, гладко написанное, это еще не есть литература. А я пока писательского таланта в себе не обнаружил. Так многие думают, что раз смог что-то придумать и написать – это уже литература, так же как многие думают, что нарисовать красивую картинку-это уже создать произведение живописи. Научить рисовать можно многих, а стать художником, может лишь тот, у кого есть талант от Бога. Потому – то портретов в мире миллионы, а Джоконда одна и неповторима. Уже сколько веков она не перестает волновать и приковывать к себе внимание людей. И по сей день не могут разгадать ее загадку.

– А что, что тебе дает музыка, Слава. Это вообще что-то новое совсем.

– Для меня музыка, это- неотъемлемый инструмент моего творчества. Ведь музыка – это отражение эмоциональных процессов другого художника-композитора. И музыка четко передает, когда он был охвачен нежностью, любовью, когда негодованием, обидой, протестом. А впрочем, мне даже не обязательно знать, чем был охвачен, что хотел передать своей музыкой композитор. Для меня важно, какие чувства, какие ассоциации эта музыка вызывает во мне, насколько то или иное произведение адекватно моему восприятию моей той или иной модели.

– Интересно, Славка, страшно интересно. Ты никогда так не открывался мне. Я кажется, за этим обедом узнал о тебе больше, чем все прошлые годы нашего знакомства и дружбы. И как же ты в себе все это познал, Славик?

– Это сложно объяснить. Но попытаюсь. Меня самого трогает твой, такой глубокий интерес к специфике моего творчества. Мне самому очень важно высказаться сейчас перед таким поворотом в жизни. Я говорю с тобой, отчуждаю свои мысли, как бы смотрю на них со стороны и проверяю на прочность. Ну вот, вернемся к твоему вопросу: как я это в себе познал. Понимаешь, в повседневности я достаточно мягок с людьми.

– Ну, это можешь не говорить мне, Слава. Это я и так знаю. Даже слишком достаточно мягок, скорее, предостаточно, и настолько, что порой кажешься лопухом. Уж извини, друг, но это так…

– Ну не загибай, Гера. Не лопух, я, не лопух. Но… попадался. И однажды попался так сильно, что решил нарисовать портрет своего обидчика таким, каким он мне предстал по сути своей. У меня была его фотография, и я сел рисовать с нее. Нет, я не просто сел и все. Я был одержим желанием высказаться о нем таким образом. И вот тогда я впервые почувствовал, что со мною что-то происходит. Все мое внутренне состояние, состояние протеста, как пружина разжалось во мне и выливалась на листе. И рождался не шарж, не карикатура, рождался этот тип живым и зловещим. Я сам испугался даже и порвал портрет.

– Да, да, Слава, ты что-то постиг такое. Да это видно на примере портрета моей Люськи. Ты фактически точно скопировал ее фотопортрет. Но отличие твоего портрета – это фон, взгляд, маленькие новые детали в ракурсе, в прическе, в одежде, в позе…И все- перед нами предстала другая Люся, такая, какую и я даже не знаю.