Элеонора Мандалян - Там, под небом чужим

Левон стремился быть все время рядом с сыном. Давид понимал, что он хочет быть полезным, хочет чем-то заняться. Но у него не поворачивался язык сказать отцу правду. Он не мог посадить его на телефон, не мог доверить заполнение счетов в бизнесе, который еще даже не раскрутился, потому что все это нужно делать на английском. И уж тем более не мог допустить, чтобы отец выполнял работу простого маляра, плотника, слесаря или паркетчика.

Когда все разбегались по своим делам, оставаться дома одному для Левона было мучительно. Он начинал ходить из угла в угол, убеждая себя, что совершает моцион. Но, поскольку комната была совсем небольшая, это больше походило на метание зверя в клетке.

Он выходил на балкон и, облокотившись о перилла, уперался взглядом в стену соседнего дома. Некогда белая краска, потемнев от городской пыли, стала серой, как дождливое небо. Левон уже знал наизусть каждую щербинку на этой стене, каждый нарост. Больше разглядывать было нечего. Две трети балкона занимали собранные в кучу складные лавки, стол и раскладушка, так что для Левона оставалось совсем мало места. Собственно не было для него места и во всем Большом Лос-Анджелесе. Привыкнув быть личностью востребованной, вершащей дела людей и предприятий, он болезненно переживал сейчас свою полную отстраненность от активной жизни.

Была на его душе и еще одна боль. Левон не мог простить себе, что бросил на произвол судьбы могилы родителей, что лишен возможности, как прежде, регулярно навещать их, поддерживать в идеальном порядке. Даже живя уже в Москве, он, как минимум, дважды в году устраивал себе командировки в Ереван, подолгу сидел на кладбище, мысленно беседуя с отцом, и особенно с матерью, к которой был очень привязан. Ему казалось, что могилы это единственная ниточка теперь, сохранившаяся между ними. А он эту ниточку добровольно оборвал.

Ответ на его тайные терзания пришел самым неожиданным образом. После ужина семья собралась перед телевизором, постигая через экран американскую псевдореальность. Заметив, что младшая дочь снова уединилась на балконе, Левон вышел за ней. По тому, как Вика обернулась, ему показалось, что она поджидала именно его. Безо всяких вступлений дочь взяла отца за руки и участливо заглянула в глаза:

– Я должна тебе кое-что сказать, папа.

Решив, что она хочет поделиться с ним какими-то школьными неприятностями, он ободряюще улыбнулся:

– Валяй, дочура. Я весь внимание. Тебе нужен мой совет?

– Боюсь, что совет нужен не мне, а тебе. Ты позволишь?

Однако… Он посмотрел на нее с любопытством. Мало кто отваживался давать ему советы.

– Ну-ну. И что же ты хочешь мне посоветовать? – Тон, вопреки его воле, получился насмешливо-покровительственным.

– Папа, – совсем тихо, но очень внятно проговорила девочка. – Тебе следует отпустить их.

– Кого мне следует отпустить и куда? – не понял Левон.

– Бабушку и дедушку. Твоих родителей.

Глаза Левона широко раскрылись.

– Понимаешь, папа, у каждой души свой путь, – не давая возможности себя перебить, быстро заговорила Вика. – Покинув тело, душа возвращается туда, где ей следует быть. У нее есть свои цели, свое назначение. Она больше не является тем, кем была на земле, в физическом теле. Но если об ушедшем слишком сильно тоскуют, постоянно будоражат и призывают его, душа этого человека не может окончательно покинуть наш мир и уйти… Тебе нужно осознать, папа, что твои родители уже не твои родители, а свободные души, обитающие в ином мире. Отпусти их с любовью и с миром. И тебе сразу станет легче.

– Что ты такое несешь, Виктория? – вспылил Левон. Он не допускал вторжения в свой внутренний мир, даже если это была его любимая дочь. Но все же ворчливо пробормотал: – Что значит «отпусти»? Кто тебе сказал, что я их не отпускаю?

– Бабушка.

Он уставился на нее почти с негодованием.

– Ну знаешь! Есть вещи, с которыми не дозволено шутить.

– Бабушка просила передать, – невозмутимо продолжала Вика, – что тебе нет нужды стремиться к их могилам. Там покоятся всего лишь их «бренные останки». Извини, она именно так выразилась. А души не имеют постоянной прописки. Она уже несколько раз посещала тебя здесь, в Америке, чтобы объяснить тебе это. Но ты не увидел и не почувсвовал ее присутствия. Поэтому она обратилась за помощью ко мне.

– Умоляю, прекрати, – простонал Левон. – Ты делаешь мне больно.

– Я выполняю данное мне поручение. Бабушка хочет, чтобы ты знал, что ты им ничего не должен.

– Господи, да откуда же ты можешь знать, чего «хочет» бабушка!

– Этой ночью она сама пришла ко мне… во сне, и попросила поговорить с тобой. Не сердись, папа, я не могла не исполнить ее просьбу.

Он долго молчал, переваривая услышанное. Но именно «переварить» никак не мог. Так уж Левон был устроен, что верил только в то, что способны воспринять его физические органы чувств.

– Ты сказала, что душа уже не является тем, чем была при жизни, – попытался он подловить дочь. – Тогда почему ты решила, что во сне тебя посетила именно бабушка?

– Души могут являться оставшимся на земле близким в том виде, в каком их знают и помнят.

Не сказав больше ни слова, Левон резко повернулся и, пробив лбом дверную сетку, покинул балкон.

Позвонил Сергей, напомнив Левону и Лане, что на завтра они приглашены к Гофманам, и предложил ехать вместе, поскольку без него им дом доктора наверняка не найти. Несмотря на душный вечер Лана принарядилась, надела украшения и туфли на высоком каблуке. Заставила и Левона, как он не сопротивлялся, облачиться в костюм и галстук.

Промчавшись с десяток миль по фривею, Сергей съехал на узкую, извилистую, слабо освещенную дорогу, которая долго карабкалась вверх по склону холма и, достигнув вершины, побежала горизонтально, петляя в густой сени деревьев.

– Да уж, мы бы точно тут заплутались, – озадаченно озираясь по сторонам, заметила Лана.

– Эта улица называется Малхолланд драйв, – сказал Сергей. – Ее все знают. Она знаменита в первую очередь тем, что очень длинная – тянется по вершинам холмов, повторяя их естественные изгибы, чуть ли не над всем Лос-Анджелесом. Прекрасный воздух, отовсюду великолепный вид на город. Соответственно и дома здесь дорогие, не каждому по карману.

– Мудреное название, – заметил Левон. – Сразу и не выговоришь. Оно что-нибудь означает?

– Это фамилия, – ответила Анна. – Инженер Вильям Малхолланд в начале двадцатого века построил аквадук, перебросивший воду из Северной Калифорнии в графство Лос-Анджелес, которое буквально задыхалось без воды. Аквадук принес графству жизнь и процветание.

– Они до сих пор пользуются этим аквадуком, хоть он и изрядно обветшал, – добавил Сергей. – Ну, мы кажется на месте.